Книга Глубокое бурение, страница 40 – Алексей Лукьянов

— Что это было? — Хольмарк растерянно озирался по сторонам и не мог понять, почему стены так неестественно изогнулись.

— Башню тебе снесло, мужик, — посочувствовал Трефаил астроному.

— Вы там все живы? — раздался мальчишечий окрик, и башня накренилась еще круче.

— Не кантуй, тут ценные приборы, — отозвался Сууркисат.

Услышав про приборы, Хольмарк не на шутку взволновался:

— Телескоп… Где мой телескоп? На крыше стоял паровой телескоп!

Трефаил решил успокоить старика и крикнул Власу:

— Эй, кинконг, ты куда крышу дел?

— В море выкинул, — отозвался подросток. — А что?

Трефаил почесал затылок и поинтересовался у Ванзайца:

— Он дорого стоил?

— Он был бесценен, — горько вздохнул ученый.

— Не повезло тебе. — Трефаил пожал плечами. — Где здесь выход?

Башня кренилась все сильнее, и вскоре из колодца превратилась в туннель.

— Пошли, — велел Сууркисат Мумукину.

— А Тургений?

— Эта сволочь нигде не пропадет.

Мумукин засеменил следом, где-то в глубине души подозревая, что с Тургением он встретится еще не раз.

На выходе их догнал Ванзайц:

— Стойте!

— Мумукин, если он потребует возмещения убытков — высоси ему глаз! — Трефаил напрягся в ожидании нелегкого разговора.

Крушение башни застало Хольмарка в домашнем халате, шлепанцах и шерстяных носках. Запыхавшегося астронома, к счастью, волновала вовсе не компенсация.

— А вот эти… маленький такой, и те, в гардеробе… они кто?

— Они, батя, котовцы, — с воодушевлением ответил Мумукин.

— Кто? — не понял Хольмарк.

— Мужчины с чистым сердцем, горячей головой и холодными руками, — расшифровал Сууркисат. — Старик, говори скорее, что надо, и мы побежали. Кстати, где мы находимся?

— Остров Сахарин, восточное побережье.

— Что? — хором возмутились диссиденты. — Мы только позавчера отсюда свалили. — Мумукин с Трефаилом переглянулись, ткнули друг друга пальцами в грудь и крикнули: — Это ты во всем виноват!

— Есть хочу, — пожаловался Влас, стоявший чуть в стороне.

— А это кто? — Хольмарк задрал голову.

— Это наш кинконг, — махнул рукой Мумукин, потом упер руки в боки и ехидно посмотрел на Сууркисата. — Ты, кстати, обещался меня убить.

Трефаил поднес к самому носу товарища классическую дулю, свернутую по всем канонам жестикуляции.

— Может, я помогу? — Хольмарк деликатно потрогал Тургения за плечо.

Мумукин на секунду задумался, и посчитал разумным отказаться от предложения:

— Спасибо, не сейчас.

Влас снова прохныкал:

— Есть хочу.

— Фунтик голоден, — глубокомысленно произнес Трефаил.

— Я с вами. Можно? — попросил Хольмарк.

— Зачем? — удивились диссиденты.

— Ну… я умный.

Оскорбительный смех был ответом пожилому астроному. Тургений и Сууркисат знали, что самые умные — они.

— Что смешного? — обиделся Ванзайц. — Я открыл, что небо твердое.

Новый взрыв истерического смеха. Хольмарк отвесил лоботрясам по доброй плюхе.

— Э, Трефаил, чего он дерется?

— Не знаю. Э, мужик, ты что, серьезно?

— Да! — Хольмарк гордо тряхнул седой шевелюрой.

— Ну ладно тогда, а то шуток мы не любим, — проворчал Трефаил.

— Чего ты там насчет неба твердо знаешь? — Мумукин изобразил, будто всю жизнь увлекался астрономией.

— Ни с места! — Эм-Си в сопровождении скрюченных тыкчтынбеков вывалился из туннеля. — Именем гениального создателя е… — тут Кафка рыгнул.

— Фу, чмошник, — сморщились диссиденты.

— Что естественно, то не безобразно, — парировал котовец.

— Есть вещи, естественные до безобразия, — выдвинул аргумент Трефаил.

— А также естественные в своем безобразии и безобразные в своем естестве, — довел мысль до логического беспредела Мумукин.

— Карабулдык чикалдык! — приказал Эм-Си тыкчтынбекам.

— Сиктым на кутак! — рявкнули тыкчтынбеки и повалились на землю.

Эм-Си не расстроился. Он взбесился. Он прыгал, орал, но гордые затекшие чуреки упорно повторяли одно и то же, не в силах шевельнуться.

— Эк пацан переживает, — посочувствовал коротышке Влас. — Есть хочу.

— Так и ешь его, — разрешил Тургений. — Только не отравись.

В этот момент Кафка случайно нажал на спускной клапан. Раздалось подряд пять оглушительных хлопков, эхом отозвавшихся в недрах башни.

Отдачей Эм-Си унесло в черную дыру обсерватории, и, пока он поминал шайтан, иблис и чихпых, Тургений предложил смотаться. Влас подхватил всех троих и скрылся в тумане.

Когда Эм-Си выскочил на свет, морально разложившиеся тыкчтынбеки пребывали в религиозном экстазе: Бог живьем забрал на небо трех людей.

Удобно устроившись на плече великана, держась для верности за волосы Власа, беглецы шумно обсуждали, чем накормить ребенка.

— Я думаю, — Унд Зыпцихь посильнее запахнулся в свой халат, — детей кормят молоком.

— Ага, а поят кашей, — поддержал Мумукин. — Нет, еппона мама, все наоборот: кормят кашей, а поят молоком.

— Прошу меня простить, — деликатно прокашлялся Трефаил, — а почему именно этими двумя блюдами?

— Бать, можно я объясню? — попросил Тургений.

Ванзайц милостиво разрешил.

— Так вот, недоумок, слушай. — Мумукин сделал яростное лицо. — Детей кормят кашей и молоком, чтобы они росли сильными и красивыми.

Сууркисат попытался со своего места обозреть всего Власа. Потом перевел взгляд на Тургения, исполненного гордостью за свои познания в педиатрии.

— А наш-то чем не удался?

— В смысле?

— Чем тебе наш пацан не нравится, спрашиваю? Малыш удался крепким, на лицо тоже не страшен, а уж насчет расти — куда еще? Вон какой вымахал, на паровозе не объедешь.

Поди поспорь! Железная аргументация.

— Ну а сам-то ты чего придумал?

— Смотри и учись.

Лицо Сууркисата приобрело то идиотское выражение, какое нацепляют на себя все те, кто ни разу не видел живых детей.

— Скажи мне, милый ребенок, чего ты хочешь поесть?

— Чего дадите, то и съем. Только побольше, — отозвался мальчик.

С видом победителя Трефаил вытятил нижнюю губу и устремил взгляд в морские просторы, которые рассекал великан.