Онлайн книга «Сквозь огонь и воду»
|
На столе лежал журнал, самый обыкновенный, дешевая “Лиза” с дважды разгаданными кроссвордами. Как фокусник, Герман Баранов взял журнал, свернул в трубочку, затем резко развернул, и на столе оказались две стодолларовые банкноты. – Смотри и удивляйся. Ты говорил, Леня, что мы зря деньги в станки вбили. Высокая печать, она и есть печать высокая… Хотя ты в полиграфии не рубишь. Тебе что глубокая, что офсет, что меловка, что газета, что плотная бумага, что рыхлая. Смотри, сличай, все совпадает. Мельников уселся у журнального столика, включил настольную лампу, положил перед собой купюры и принялся их рассматривать. – Ты лупу возьми. В руках Мельникова появилась тяжелая лупа с деревянной ручкой из карельской березы, в латунной оправе. Минут семь владелец “Золотого червонца” изучал доллары. – Только номера купюр… – Если ты, Леня, не нашел, ты – человек, который деньги нюхом берет, верхним чутьем, то кавказцы пустят их в оборот с чистой совестью. Они обе новые, я-то могу различить. Долголетний опыт сказывается. Я с полиграфией на “ты”. Кстати, одна из них настоящая. – Вот эта? – спросил Мельников, потрогав купюру мизинцем. – Ошибся, другая. – Ты сам как их различаешь, Герман? – Научить? – Научи. Буду благодарен. – По номеру. Я-то знаю, какие серии отпечатал. Вот и весь секрет. А рукой и глазом их никогда не различишь, если ты, конечно, не экстрасенс и не обладаешь сверхъестественными способностями. – Не обладаю. Ты уверен, Герман, что наши деньги в Москве не всплывут через твоих людей? Герман перекрестился. – Все под контролем, Леня. Сам слежу. Лично. – Где вся партия? – В надежном месте, – сказал Баранов. – Даже тебе не скажу. В самый последний момент сообщу, куда заехать и кто отдаст. Но сейчас их там нет. – Я встречался с нашими друзьями-горцами. Они уже готовы, но есть плохая новость. Герман насторожился. – Лысый в Лондон уезжает, документ ждет. – Как уезжает? Насовсем, что ли? Или на время, по делам? – Думаю, насовсем. Если и вернется сюда, то не скоро. – Кто же с нами работать будет? – Это моя проблема. Со следующей партией мы цену поднимем. Они мне поверили. – Ты, наверное, сказал, что я тебя душить начал? – Как в воду глядишь. – Я даже могу сказать, что эти уроды тебе ответили… Сказали – назови имена, разберемся… – Именно так. – Не рискуй, Леня, по лезвию ножа ходим. – А нож чеченский. – Я бы цену не поднимал, Леня, ты же меня знаешь. Мы с тобой вместе дефолт пережили. Благодаря схеме. Но без настоящей бумаги наше оборудование лишь для обоев годится. А бумага достается ох как тяжело! Как ее добывают! Сколько денег я в нее вбухал… – Надеюсь, хранишь надежно? – Храню и оберегаю лучше, чем грудного ребенка. На ночную смену в обрез пускаю, к утру даже стружку уничтожаю. Мне доложили, Леня, что с бумагой могут перебои возникнуть. Поэтому возьму впрок, мне нужны деньги, настоящие, а не такие… Не будет бумаги – не будет производства, не будет производства – станет схема. Тогда останется тебе, Леня, лишь мандарины в Абхазии покупать. Как говорил товарищ Бендер, грузите их бочками. А с них не проживешь, для мандарин не твой банк нужен, а плодоовощная база. Мне же придется обои в цветочки печатать да продавать их на базарах. – Сколько надо? – вытерев вспотевшее лицо, спросил Мельников. – Один, – показал указательный палец Герман. – Круто. Где ж его взять? – От своих отпилишь половину, а я от своей половинушки половину. Это называется инвестицией в реальный сектор. В средства производства, без них мы как сапожник без кожи. – Можно на память бумажку взять? – Бери, – сказал Герман. – Только не ходи с ней в сдачку. В Москве они – мусор. Лоха нагреть можно, а аппаратуру не обманешь. Она насквозь видит. – Я как сувенир беру… – Может, лучше не надо. Я ее ради тебя на фабрику притащил, тебе хотел похвалиться. Думал, ты обрадуешься. А ты мрачный, словно селедкой обожрался, да воды не нашел. – Я бы радовался, Герман, если бы бабки на бумагу не предстояло отстегивать. – Это процесс, – маленький Герман раскинул в стороны руки. – У нас, печатников, как? Не вложишь деньги в вагоны с бумагой, в бочки с краской – фабрика стоит, пролетариату платить нечем. Это у тебя клиенты интеллигентные, им спокойно объяснить можно, они газеты читают, толстые журналы, для них дефолт не ругательство, а всего лишь термин. А для моих работяг макроэкономика – пустой звук. Реальные деньги им нужны. Если бы бумага не такой дорогой ценой доставалась, американские деньги для меня по стоимости с русскими сравнялись бы, стали бы дешевыми. Вдруг в кармане Мельникова завибрировал телефон. – Извини, что-то важное. Он вытащил трубку, прижал к уху, долго слушал, не произнося ни слова, затем спрятал телефон. – Плохие новости? – поинтересовался Герман. – Новости не бывают ни плохими, ни хорошими. Бывают правдивые и лживые. Сейчас я услышал правдивую новость: на следующей неделе поменяют министра финансов, а новая метла всегда по-новому метет. – По-новому? – засмеялся Баранов. – Каждая метла под себя грести начинает. – Это ты правильно говоришь, Герман, вот и получается, что из новой партии для нас в сухом остатке еще меньше останется. – Я оптимист, – раздув щеки, произнес Баранов. – Пусть забирают, но ведь и нам что-то останется. Немного, но это тоже деньги. Другим и такие не снились. Мельников спрятал фальшивую сотенную бумажку в пустое отделение портмоне и пристально посмотрел в глаза Баранову. – Тебе не приходила мысль бросить все к чертовой матери и свинтить отсюда? – Честно сказать? – Я не верю в честность, – мягко произнес Мельников. – Хотелось, и сейчас хочется, но свинчиваться – это то же самое, что с поезда на полном ходу прыгать. Вроде бы вот она, земля твердая, близко, на ней спокойно, трава растет, лес. Живи – не хочу! А в поезде надоело, тряска. Одно знаю твердо, прыгнешь – голову свернешь. Уж лучше в душном купе трястись, зато в тепле, при деньгах, при харчах. – Сидишь, но при этом мчишься к конечному пункту? – Как конечный пункт называется? – Этого никто не знает, даже машинист. Ты, Герман, не боишься, что весь поезд под откос уйдет? И может быть, спасется только тот, кто не побоялся на ходу прыгнуть? |