Книга Мы с истекшим сроком годности, страница 18 – Стейси Крамер

Еще не могу привыкнуть к спокойствию.

Здесь все настолько стабильно и неподвижно, что кажется, будто ты умер и находишься в промежуточном мире между Раем и Адом. Это спокойствие угнетает меня и лишний раз напоминает мне жуткую правду, от которой я стараюсь убежать: вся моя жизнь теперь – это мертвое спокойствие. Ничего не будет происходить в ней, она остановилась. Она парализована.

Одна приятная вещь все-таки имеется в этом центре. Это беседы с доктором Хэйзом. Сначала меня жутко тревожило то ощущение, когда кто-то пытается внедриться в твои мысли, сознание, чувства. Но вскоре я поняла, что еще ни с одним человеком в мире я не была столь откровенна. Конечно, он применяет свои психологические штучки, чтобы вытащить из меня откровения. Но я не злюсь на него. Его мягкий взгляд и тихий, проникновенный голос действуют на меня как успокоительное или же как наркотик, к ним мгновенно привыкаешь.

В очередной раз я прихожу к Скарлетт, но не застаю ее в палате. Доезжаю до сестринской.

– Вэнди, а где Скарлетт?

– Она на диализе. Подожди немного, она скоро придет.

Около получаса провожу в ее палате. Хотя это палатой назвать сложно, о том, что это больничное помещение, напоминает лишь запах и капельница у кровати. На небольшом комоде стоят несколько фоторамок с фотографиями, на которых изображена улыбающаяся Скарлетт. На одном пожелтевшем фото с каким-то мужчиной, а на другом с маленьким ребенком на руках. Здесь я ее едва узнала. Такая молодая и очень красивая.

Медсестры привозят Скарлетт в палату и укладывают ее. Ее кожа гораздо бледнее, чем обычно, синие узоры вен просвечивают сквозь нее.

– Скарлетт, вам что-нибудь нужно?

– Нет, – отвечает она, тяжело дыша. Я чувствую, как нелегко ей дается каждый вздох.

– Может, доктора позвать?

– Кончай играть в мнимую заботу. Меня уже от нее тошнит.

Я замолкаю, но не свожу с нее глаз. Я навещаю ее уже несколько дней, но за все это время мы толком и не разговаривали, если не считать вечных придирок и приказов. Ее глаза закрыты, но веки дрожат. Снова притворяется спящей.

– А что такое диализ?

Скарлетт сжимает губы, заметно, что она недовольна тем, что я нарушила ее покой. Но все же она открывает глаза, и я уже жду, что она вновь назовет меня любопытной калекой и прогонит прочь.

– Когда твои почки отказываются работать, тебя подключают к специальному аппарату, от которого зависит вся твоя жизнь.

Почки. Ну конечно. Проблемы с почками – это одно из последствий, которое влечет за собой инвалидность. Я читала об этом в брошюре в клинике. Вся дальнейшая жизнь инвалида – это борьба с последствиями, которые зачастую ведут к летальному исходу.

– Шея затекла.

Я приближаюсь к ней, взбиваю подушку, в этот момент Скарлетт смотрит на мои руки и резко хватает ту, на которой шрам.

– Это еще что такое? Зачем ты это сделала?

Я отстраняюсь.

– Я не обязана перед вами отчитываться. Сделала и сделала. Какая разница?

– Глупый ребенок ты. Тебе дается целая жизнь, а ты ее губишь.

– Это вы называете жизнью? – спрашиваю я, ударяя ладонями о подлокотники кресла.

– Знаешь, в авариях люди погибают, а с моим диагнозом долго не живут. Но я и ты до сих пор здесь. Значит, мы еще зачем-то нужны?

Здесь все происходит по расписанию. Все обязаны соблюдать режим дня, словно мы находимся в тюрьме. Проснулся, поел, сходил на час приветствия, подышал свежим воздухом, а затем начинаются путешествия из одной процедурной к другой. Потом беседа с психотерапевтом, ужин и отбой. И так проходит каждый день. Все пациенты следуют расписанию беспрекословно, выполняют каждый пункт на автомате. Когда смотришь на это все со стороны, становится страшно. Неужели и я стану такой же, как они? Потеряю надежду и полностью подчинюсь своей инвалидной коляске?

Звонки Лив после того, как я очутилась в центре, стали редкими, а вскоре и вовсе исчезли. Я очень хочу надеяться, что у нее все в порядке, и не теряю надежды, что хоть изредка она вспоминает обо мне. Не знаю, можно ли это назвать предательством, также я могу лишь догадываться, что послужило причиной в один момент отказаться от меня. Но самое страшное не это. Потрясает то, с какой легкостью я приняла этот факт. Кажется, кошмарнее боли, обиды и разочарования может быть только опустошение, которое как паразит поселяется в тебе, стремительно разрастается, словно раковая опухоль, посылая метастазы к сердцу, которое когда-то любило, к мозгу, который еще недавно трепетно сохранял все воспоминания. Пустота приводит к тому, что ты медленно, но верно превращаешься в овощ.

В перерыве между процедурами я выбираюсь в парк. За неделю я его уже весь исколесила. Изо дня в день я разбавляю свое свободное время наверстыванием кругов по периметру парка. Уныло, уныло и еще раз уныло.

Но этот день оказался исключением. Я сижу под кроной уже полюбившегося мне дерева, читаю книгу, а затем замечаю, как ко мне подъезжает Том. Мы робко обменялись приветствиями.

– Что за книга?

– Про жизнедеятельность птиц.

– Птицами увлекаешься?

– С недавнего времени начала.

– Что в них может быть интересного?

– Каждый вид по-своему особенный.

Наш разговор бессмыслен, как реклама на забытом телевизионном канале.

– Не хочешь сыграть со мной в баскетбол?

– Я же не умею.

– Ничего страшного, я научу.

– Ты еще сто раз пожалеешь об этом, потому что ученик я так себе.

На заднем дворе находится небольшая баскетбольная площадка. Мне кажется, что кроме Томаса и Бриса здесь больше никто не играет.

– В баскетболе главное концентрация. Просто представь, что ты уже забросила мяч в кольцо.

Я с трудом представляю, как забрасываю мяч, затем неуверенно бросаю его вверх и… как и полагается, мяч даже и не стукнулся о кольцо.

– Я же говорила, я безнадежна.

– Ничего, это только первая попытка. У тебя получится.

Томас несколько раз показывает, как нужно бросать. Я повторяю, но ни со второй, ни с третьей попытки ничего не выходит.

Наша игра затянулась. Я уже и позабыла, что перерыв закончился и мне нужно отправляться на процедуры. Мы с Томом разъезжаем по всей площадке, кидаем мяч, смеемся, и на минуту я забываю о том, что нахожусь в инвалидном кресле, я не чувствую его, я просто ощущаю движение, которое порождает выброс адреналина в кровь. Хорошо потренировавшись, я собираюсь с духом и, не глядя, кидаю мяч к кольцу. И, о чудо! Первый и, думаю, последний бросок, который мне удался. Я и Томас заливаемся хохотом. Я кричу в небо от радости, будто я совершила настоящий подвиг. В такие минуты я ощущаю себя вполне полноценным человеком, для которого нет преград, который в состоянии справиться со всеми трудностями. Мысленно пытаюсь зацепиться за это ощущение и не отпускать.