Онлайн книга «Мы с истекшим сроком годности»
|
Фелис подвозит меня к стеклянной двери кабинета, на которой висит золотая табличка «Доктор Э. Хэйз». Я вхожу в кабинет, и в глаза мне сразу бросается огромное панорамное окно, из-за которого помещение такое светлое и приятное. Стены, выкрашенные в нежно-зеленый цвет, украшены разнообразными картинами неизвестных мне художников. В центре кабинета стоит стеклянный столик, по обеим сторонам которого находятся два диванчика, на одном из них сидит мой доктор. Я узнаю его, это тот самый мужчина, что вел час приветствия. – Вирджиния Абрамс? Проходи. Я подъезжаю к диванчику, пересаживаюсь. – Меня зовут Эдриан Хэйз. Сегодня утром мы не смогли толком познакомиться. Темные, почти черные волосы, легкая щетина, прищуренные карие глаза. На вид ему около тридцати. – Что случилось с твоей рукой? – спрашивает он, хотя сам явно уже знает ответ. – Порезалась случайно, когда пыталась покончить с собой. – Чувство юмора есть, значит, не все так плохо, как описано в твоей истории болезни. Ты любишь, когда тебя называют Джиной? – Да. – Хорошо. Итак, Джина, расскажи мне, что ты чувствовала, когда взяла в руки лезвие. Он не сводит с меня глаз, пристально смотрит, словно пытается заглянуть мне в душу. – Ничего, – вру я. Я не из тех людей, которые открыто могут говорить о том, что происходит у них на душе. Я буду тихо страдать, переживать, добивать себя мыслями, но ни с кем не поделюсь своей болью. – А что ты чувствовала, когда очнулась после аварии? – …Ничего. – «Ничего». Когда человек говорит, что ничего не чувствует, это значит, что он чувствует гораздо больше, чем можно себе представить. В данный момент я чувствую, как доктор Хэйз пытается пробиться сквозь кирпичную стену моей души. – Джина, закрой глаза, слушай мой голос и давай краткие ответы. Я подчиняюсь его команде. – Во что ты была одета в день аварии? – В черное платье. У меня был выпускной. – Так. Ты окончила школу с отличием? – Да. – Куда собиралась поступать? – В Йель. – Высокая планка. Ты была уверена в своих силах? – …Почти. – Ты всегда подчиняешься своим родителям? Этот вопрос застал меня врасплох. Он затронул ту проблему, с которой я борюсь с самого детства. – …Да. – Что было после выпускного? – Я, моя подруга и мой парень поехали к друзьям на вечеринку. – Как зовут твоего парня? – Скотт. Мы с ним расстались. – Почему вы расстались? – Потому что… – Его лицо. Я вижу лицо Скотта в тот момент, когда я застала его с той блондинкой. Его взгляд, в котором царит страх. А затем слышу его голос. Сердцебиение вмиг учащается, я нахожусь на грани. Угаснувшая боль вновь накрыла меня волной. Старые раны снова начали напоминать о себе. Он зашел слишком далеко. Слишком. Я открываю глаза, и их быстро заволакивает прозрачной пеленой из слез. – Я не могу. Извините. – Думаю, на сегодня наш сеанс закончен. Спасибо. В столовой играет приятная музыка. Мягкий желтый свет, идущий от многочисленных люстр, делает атмосферу по-домашнему уютной. На мгновение задумываюсь о своей семье. Наверняка сейчас тоже ужинают. Лишь стук стаканов и звук соприкосновения приборов с посудой разбавляют тишину в доме. Даже Нина молчит, понимая, что обстановка накалена до максимума. Хотя, может быть, дело обстоит по-другому. Мама, папа и Нина спокойно проводят вечер, папа, как всегда, рассказывает про своих пациентов, мама внимательно слушает папу и Нину, которая вопит о предстоящих экзаменах в балетной школе. И никто не омрачает им вечер своим присутствием. На моем подносе уместились стакан морса, булочки, тарелка с тушеными овощами и пюре. К вечеру мой аппетит разыгрался. – Ну, как прошел первый день? – спрашивает Андреа. – Нормально. Если не считать поход к психотерапевту. Я не думала, что это будет так сложно. – А кто у тебя? – Эдриан Хэйз. – Тебе нереально повезло. – Да уж. – Нет, я серьезно. Эдриан хороший врач, да и сам по себе он ничего такой. – Что-то я не обратила внимания. Андреа уплетает порцию пюре из шпината. – Как ты можешь есть эту гадость? – Знаешь, за пять лет можно привыкнуть к этому зеленому поносу. Мы смеемся. В этот момент к нашему столику подъезжают Том и Брис. – Приятного аппетита. Встречаемся в парке после ужина, – говорит Томас, затем они с Брисом занимают свободный соседний столик. – В парке? Зачем? – Мы каждый вечер проводим в парке. Там пусто, никого нет, очень круто. Только Роуз об этом не знает, так что мы, можно сказать, нарушаем одно из первых правил центра. Я вспоминаю о договоре между мной и Роуз. Никаких нарушений, полное спокойствие и подчинение всем правилам все три месяца. Надеюсь, что она не узнает. В конце концов, я должна наладить контакт с кем-то, чтобы окончательно не замкнуться в себе и не погрязнуть в своей депрессии. В парке действительно здорово. Ни единой души, лишь слышен шелест листьев, которые тревожит тихий сонный ветер. Небо усыпано звездами. Они игриво поблескивают, так и хочется встать на ноги и дотянуться до них. В воздухе повис сладкий аромат спящих цветов. Я не знаю, о чем обычно разговаривают в этом центре, поэтому начала с самого банального и сверхглупого вопроса. – Как вы оказались в инвалидном кресле? – спрашиваю я. С удивительной легкостью первой решается ответить Андреа. – У меня оссифицирующая фибродисплазия. Это когда твои мышцы постепенно превращаются в кости. Гадость редкостная. Особенно когда тебя с детства мотают по разным клиникам и врачам, даря пустые надежды на исцеление. Моя челюсть отвисла после услышанного. Я испытываю и жалость, и в то же время восхищение. Несмотря на страшный диагноз, она ведет себя гораздо оптимистичнее, чем некоторые здоровые люди, и рассказывает о нем так, будто говорит не о страшном заболевании, а о новом сингле какой-нибудь поп-группы или же о какой-то маловажной, несерьезной новости. – У меня все проще. Я увлекался мотоспортом. Даже несколько раз был чемпионом, но судьба любит ломать таких крепких орешков, как я. На очередной гонке мой стальной конь подвел меня. В итоге: прощай, спорт. Привет, инвалидное кресло и жалкое существование. – А ты, Брис? |