Книга Сарум. Роман об Англии, страница 234 – Эдвард Резерфорд

– Нисколько не оскорбляет, – заверил его Шокли.

Джонатан Шокли, верный воззрениям тори, осуждал уэслиан, но Адам счел их требования весьма разумными и вполне приемлемыми для Англиканской церкви; действительно, давно следовало искоренить порочную практику церковных бенефициев – доходных должностей и поместий, чрезмерно обогащавших клириков.

– Именно за это реформаторы ненавидели Католическую церковь, – заметил Бенджамин Мейсон. – Однако нынешние англиканские священники грешат тем же.

Впрочем, говорили новые знакомцы не только о религии; дети с любопытством расспрашивали капитана Шокли о его новом парике. Адам, стянув его с головы, с улыбкой объяснил, что приобрести диковинку заставила сестра.

– Ей захотелось нарядить меня по последней моде, только, боюсь, франт из меня никудышный.

Эли Мейсон, устроившись на деревянном табурете у входа, в разговор не вмешивался, но, судя по всему, был весьма доволен происходящим. Мэри, в скромном сером платье, с улыбкой смотрела на мужчин задумчивыми серыми глазами, изредка поправляя непослушные русые кудри; миловидное лицо не портили мелкие оспинки.

– А сестра ваша чем занимается? – спросил Адам Бенджамина, отвесив дамам учтивый поклон.

– Она у нас хозяйство ведет и мне в делах помогает, – с усмешкой ответил торговец. – Наша Мэри – большая умница.

Мэри, улыбнувшись, промолчала.

Два дня спустя на тракте к северо-западу от Уилтона, у дорожной заставы Фишертонского треста, принадлежавшей сэру Джошуа Форесту, разбойник снова ограбил путников.

– Его надо изловить! – воскликнул юный Ральф Шокли и весь день изводил Адама просьбами немедля отправиться на поимку преступника.

Адам, не выдержав, сбежал в клуб, где весь вечер просидел за вистом.

Адам Шокли и Эли Мейсон несколько раз встречались в кофейне, а однажды печатник пригласил приятеля в типографию, где, забравшись на табурет, с гордостью объяснил, как буква за буквой из литер набирают текст.

– Видите, капитан, пусть я ростом не вышел, зато свое дело хорошо знаю, – добавил он.

С Бенджамином Мейсоном Адам часто беседовал о событиях в Америке. Прошлой осенью к американским мятежникам пришел на помощь французский флот; теперь английские войска терпели поражения и на суше, и на море, и, хотя и отбили у французов несколько островов, Доминику пришлось сдать неприятелю.

– Невелика потеря, – вздохнул Адам. – Там все равно нет ничего, кроме проклятой малярии.

Впрочем, в гости к Мейсонам он любил приходить еще и для того, чтобы повидаться с Мэри. Она редко вмешивалась в разговоры мужчин, но всякий раз, когда брат интересовался ее мнением, отвечала рассудительно и даже остроумно.

– Как вы полагаете, мисс Мейсон, справимся мы с мятежниками? – спросил Адам.

– Нет, капитан Шокли. Уильям Питт наверняка бы давно положил конец этой бессмысленной войне, но сейчас, увы, она положит конец карьере лорда Норта.

Адам рассмеялся. Уильям Питт, граф Чатам, скончался год назад, а нынешний премьер-министр, Фредерик Норт, совершенно не разбирался ни в военном искусстве, ни в дипломатии.

«Мэри – весьма разумная женщина», – решил Адам.

Однажды Бенджамин отлучился в лавку, и капитан провел полчаса наедине с Мэри за непринужденной беседой. Ему очень нравилось, что Мэри не кокетничала и не пыталась с ним заигрывать; простота и безыскусность ее обращения совершенно очаровали Адама, не выносившего притворных любезностей светского общества.

Как-то раз, прогуливаясь по окрестностям Солсбери, он встретился с Мэри на тропе близ деревни Харнгем. Они побродили по живописной долине и, вдоволь налюбовавшись старой мельницей у реки, вместе вернулись в город.

Узнав, что Харнгем-Хилл – любимое место прогулок Мэри, Адам стал приходить туда каждый день в надежде на случайную встречу.

«Были бы у меня средства, я бы, наверное, сделал Мэри Мейсон предложение, – размышлял он. – Увы, я слишком беден – и давно не молод…»

Капитан Адам Шокли так и не придумал, чем заняться. Родные окружали его заботой и лаской, но он опасался быть в тягость отцу.

В конце мая 1779 года в Сарум приехал сэр Джошуа Форест – сухопарый, среднего роста, темноволосый, с орлиным носом и изящными тонкими пальцами. Он со всеми обращался учтиво, с заученной вежливостью, но от рассеянного взгляда темных глаз ничего не ускользало. Бо́льшую часть времени он проводил в Лондоне и в своих поместьях на севере графства, а сейчас на месяц приехал в Солсбери.

– Сэр Форест утром лакея прислал, приглашает тебя на обед, – объявил Джонатан Шокли сыну, вернувшемуся из кофейни. – Сходи, много интересного узнаешь, – со значением добавил он.

В то время обедали в три, но сэр Джошуа Форест, по обычаю тогдашней знати, предпочитал поздние обеды. В четыре часа пополудни капитан Адам Шокли подошел к дому сэра Джошуа Фореста, баронета.

Внушительный особняк из красного кирпича, облицованный серым камнем, стоял в дальнем конце соборного подворья. Перед домом зеленел ухоженный газон, пересеченный подъездной дорожкой, усыпанной гравием; за невысокой стеной в глубине двора виднелись каретный сарай и конюшня; дверь выходила на мраморное крыльцо.

У дома стояли кареты; на дверцах самого заметного экипажа красовался замысловатый герб Форестов.

Лакей в пудреном парике чинно распахнул дверь, и Адам вошел в просторный холл с плиточным полом из белого и черного мрамора. Со стен у широкой лестницы глядели портреты предков Фореста; в углу на пьедестале высился мраморный бюст сэра Джорджа. С потолка, украшенного декоративной лепниной в классическом стиле, свисала огромная хрустальная люстра, привезенная сэром Джорджем из Франции.

Еще один ливрейный лакей отворил высокую белую дверь в гостиную и объявил о приходе нового гостя.

Судя по всему, на ужин пригласили только мужчин. Адам увидел трех местных землевладельцев, какого-то богатого священника, двух незнакомцев из Лондона и самого баронета в роскошном алом камзоле, отороченном белоснежными кружевами.

– Добро пожаловать, капитан Шокли! – воскликнул сэр Джошуа Форест. – Мы рады вас приветствовать!

Джонатан Шокли достоверно описал внешность баронета, умолчав лишь о самом важном – сэр Джошуа Форест являл собой истинное произведение искусства.

Европейские путешествия позволяли отпрыскам английских дворян сносно овладеть иностранными языками – французским, немецким или итальянским, – изучить основы истории и прочих наук, познакомиться с влиятельными особами и знаменитостями. К примеру, Джордж Герберт, одиннадцатый граф Пемброк, большой знаток лошадей, великолепно освоил дрессаж – элегантную разновидность выездки – и даже написал об этом богато иллюстрированную книгу «Искусство верховой езды».

А вот сэр Джошуа Форест за четыре года, проведенные в путешествиях по Италии и Франции, в совершенстве постиг непростую науку изысканных светских манер, жизненно важную для всякого дворянина XVIII века. К собеседнику он обращался с преувеличенной учтивостью и обходительностью, со слугами был неизменно вежлив, а двигался с заученной непринужденностью и отточенной грацией; лицо сохраняло безмятежное выражение, лишь изредка прерываемое фальшивой улыбкой или мимолетным напускным удивлением; безупречные наряды во всем следовали моде. Больше всего сэр Джошуа Форест напоминал фарфоровую статуэтку, выставленную для всеобщего обозрения и восхищения; к нему следовало относиться как к произведению искусства.