Онлайн книга «Скелет за шкафом. Парижский паркур (сборник)»
|
– Но Елены Алексеевны все нет! – Сейчас приедет, может, проспала. Она не звонила? – Нет. Мы звонили, но она недоступна. – Ну, может, батарейка села. Не переживай, мамуль, все будет хорошо! – Я не могу не волноваться, – призналась мама, и я заметила, что ее глаза как-то подозрительно заблестели, – ты же в первый раз без нас летишь! Если честно, меня ее слова слегка удивили. Я думала, что ей нет ни до чего дела, кроме умных книжек, а оказывается… – Папа тоже переживает, – прошептала мама, подводя меня к стойке, где папы уже стояли в очереди, с нашими билетами и паспортами в руках. Никин папа прижимал к уху трубку и хмурился. Наверное, пытался дозвониться Елене Алексеевне. «Ничего себе новости, – подумала я, – а я решила, что папа меня с радостью сбагривает на каникулы, чтобы не заморачиваться с моими развлечениями. Нет, все-таки родители – совершенно непостижимые люди». Я хотела поделиться этим соображением с Никой, но вдруг ее мама кивнула моей, пропустила ее вперед, а сама зачем-то взяла меня под руку. – Зайка, у меня к тебе одна просьба… Выражение лица у нее опять стало скорбным, словно парикмахер ей сделал не укладку, а панковский ирокез. – Зайка, если помнишь, осенью Ника страдала от анорексии. – Такое трудно забыть, – пробормотала я и нечаянно наехала ей на белоснежный сапог колесиком чемодана, – ой, извините. На секунду ее лицо сделалось куда более скорбным. Она оценила урон сапогу и, вздохнув, продолжила: – Я хотела бы, чтобы в Париже ты следила за Никой. Следила, чтобы она получала от жизни удовольствие, понимаешь? Поддерживай любые ее желания, хорошо? Особенно… Она понизила голос до шепота: – Особенно ее желания поесть, хорошо, Зайка? Я хотела сказать, что я Гайка, а не Зайка, но Никина мама тоже не любит запоминать, как говорить правильно, и я просто кивнула. Про себя же подумала, что у Ники явно нет проблем с желанием поесть. Двойной карамельный сироп – это вам не шуточки. Никина мама наконец оставила меня в покое, и я собиралась подойти к родителям, когда увидела парня, который завязывал шнурки. Невысокого такого. Даже ниже меня, насколько я могла судить по его согнутой фигуре. И тут меня захлестнуло странное желание. Я бросила взгляд на родителей. Все четверо что-то бурно обсуждали у стойки регистрации. Наверное, переживали, что Елена Алексеевна опаздывает. Я поставила чемоданчик. Глубоко вздохнула. Разбежалась. Внутри у меня все в пружину сжалось от волнения. Я подскочила к парню и занесла ногу, чтобы через него перепрыгнуть. Мне страшно хотелось повторить трюк, который сделал парень в растянутых штанах. Однако у этого реакция оказалась быстрее. Он вскочил и неожиданно толкнул меня в плечо. – Ты чего? – набросился он на меня. – С ума сошла? Что себе позволяешь? – Ничего, – промямлила я, – простите, я… я… Так ничего не сообразив ответить (а что тут можно выдумать?!), я ретировалась. Подхватила свой чемоданчик и подбежала к родителям, пытаясь понять: чего вдруг меня понесло через людей-то прыгать? Хорошо, папа не видел! Иначе в жизни бы не отпустил ни в какой Париж. – Дозвонился! – громко сказал Никин отец, прижимая трубку к уху. – Что?! Когда? И… почему вы раньше мне не позвонили?! Все уставились на него. А он отнял трубку от уха и сказал: – Так, все. Никуда не едете. – Почему?! – завопила Ника. – У Елены Алексеевны вчера ночью воспалился аппендицит. Она в больнице. Только что пришла в себя после наркоза. Повисла пауза. – Нет! – закричали мы с Никой хором. Переглянулись и начали хором уговаривать родителей отпустить нас одних. Никины сдались довольно быстро. А мой папа все сопротивлялся. Мало ли что случится! А если на нас нападут? Если похитят? Как вообще мы доберемся до мадам? – На такси, – пожал плечами Никин папа. – Ни за что! – сердито сказал мой папа. – А если их увезут неизвесто куда? – Тогда на поезде, – подала голос моя мама, поправив очки. – Мы ездили на конференцию по вопросам французской литературы и прекрасно добрались до места на поезде. Папа хмуро посмотрел на нее. Мол, и ты, Брут? – Папочка, – проникновенно сказала я, – у меня есть мобильник. Звони хоть пять раз в день. Проверяй, как мои дела. И не беспокойся, все будет хорошо! Обещаю! Папа вздохнул и притянул меня к себе. – Ладно, – сказал он, – но если что – сразу обращайся к полицейскому! – Особенно к симпатичному, – добавила Ника, и все, кроме моего папы, улыбнулись. Никин папа поставил шикарный чемодан дочери на черную ленту. – Давай свой, Гая! – Нет, спасибо, я его в ручную кладь возьму, – отказалась я. Никина мама защебетала: – Солнышко, улыбайся почаще, гуляя по улицам Парижа! Вдруг тебя увидит какой-нибудь известный фотограф? Или представитель модельного агентства! Это же Париж, хани, центр мира моды! – А еще это центр мира искусств, – добавила моя мама. – И развлечений! – подмигнул нам Никин папа. – И любви, – сказала Никина мама, и мое хорошее настроение испарилось. Я подумала, что есть и еще одна причина, по которой нам явно не светит расследование. Когда прошлым летом нам повезло найти похищенного мальчика с помощью канарейки, я не хотела ехать в Звенигород [30] . Когда мне доверили расследовать похищение важной рукописи на кафедре МГУ, я не хотела ходить на занятия в университет. То есть оба раза судьба как бы примиряла меня с реальностью. Показывала мне: в любом скучном месте можно обнаружить что-то интересное. А сейчас я хочу уехать. Уехать, убраться, умчаться из Москвы, подальше от этого дылды с глазами-озерами, в глупой куртке с тысячью карманов, с дурацкой прической и помешанностью на энергии и карме… Такого дурацкого дылды… Которого я все еще люблю. Клянусь, в Париже я постараюсь забыть его навсегда! Глава 2, в которой я попадаю под гипноз человека-волка
– На Лувр обязательно оставь целый день, – посоветовала мама, обнимая меня у металлической подставки, отгораживающей зону таможенного контроля, – и не забудьте о выставке Мане в соборе. – И если что – сразу к полицейскому, – напомнил папа, взяв меня за руку. |