Книга Руби, страница 99 – Вирджиния Клео Эндрюс

– И где же ваша пьеса? – нахмурившись, осведомилась она.

– Вот! – Бо поднял с пола тетрадку и протянул ей.

– Странно, что она оказалась на полу, – процедила Дафна, вновь устремляя ледяной взгляд на меня. – Что ж, надеюсь, вскоре мы все увидим впечатляющий результат столь усердных репетиций.

Гордо вскинутая голова и складка меж бровей придавали Дафне еще более надменный вид.

– Сегодня к ужину будут гости. Будь любезна, оденься соответствующим образом. И причешись как следует! – приказала она, повернувшись ко мне. – Кстати, где твоя сестра?

– Не знаю, – пробормотала я. – Она куда-то уехала утром и до сих пор не вернулась.

– Если она проскользнет мимо меня, передай ей, чтобы привела себя в порядок к ужину! – распорядилась Дафна.

Пронзительный ее взгляд буравил поочередно то меня, то Бо. Складка между бровей стала глубже, слова срывались с губ, как пули.

– Мне не нравится, когда в моем доме запирают двери. Как правило, за закрытыми дверями творятся постыдные дела, – отчеканила Дафна, резко повернулась и вышла.

Даже после ее ухода казалось, что по комнате разгуливает ледяной ветер. Мы с Бо дрожали под его порывами.

– Тебе лучше уйти, Бо, – выдохнула я.

Он кивнул.

– Завтра утром заеду, чтобы отвезти тебя в школу. Руби…

– Бо, я надеюсь, что твои слова – правда. Надеюсь, ты действительно меня любишь.

– Еще бы нет!

Он быстро поцеловал меня в губы.

– До завтра, Руби. Пока.

Ему явно хотелось поскорее оставить наш дом, не подвергая себя риску новой встречи с Дафной. Хотя Бо и участвовал в школьном спектакле, с актерскими способностями у него было плоховато. По крайней мере, их не хватило, чтобы достойно изобразить невинность под подозрительным взглядом моей мачехи.

Когда он ушел, я в изнеможении опустилась на стул. События последнего часа казались мне сном. Лишь взглянув на рисунок с изображением обнаженного Бо, я осознала, что все это произошло в реальности. Спрятав рисунок в папку, я поспешила в свою комнату. Во всем теле я ощущала удивительную легкость. Казалось, малейший ветерок способен подхватить меня и закружить в воздухе.

Жизель к ужину домой не вернулась. Она позвонила и сообщила, что поужинает с друзьями, чем вызвала неудовольствие Дафны. Впрочем, перед гостями Дафна лучилась любезностью, не подавая виду, что сердится.

К ужину были приглашены мистер Гамильтон Дэвис и его супруга Беатрис. Мистер Дэвис, человек лет шестидесяти без малого, владел теплоходной компанией, суда которой совершали круизы по Миссисипи. Дафна сочла нужным сообщить мне, что мистер Дэвис – один из самых богатых людей Нового Орлеана и отец, возможно, тоже вложит определенные средства в его компанию. Она так же недвусмысленно дала понять, что мне следует произвести на гостей самое благоприятное впечатление.

– Говори, только если тебя о чем-нибудь спросят. В этом случае отвечай кратко и четко. Помни правила поведения за столом. Если ты совершишь малейшую оплошность, они сразу это заметят и мне будет очень неловко.

– Если вы так боитесь, что я вас опозорю, может, мне стоит поужинать раньше? – предложила я.

– Не говори чушь! – отрезала Дафна. – Дэвисы придут именно потому, что хотят на тебя взглянуть. Они – первые из наших друзей, кого я пригласила после твоего появления. И они понимают, что это большая честь, – заявила она так надменно, словно была особой королевской крови.

Я была для нее чем-то вроде диковинного зверя, возбуждающего всеобщее любопытство. Удовлетворить его Дафна позволяла лишь самым избранным, укрепляя тем самым свое положение в обществе. Спору нет, ситуация была не слишком приятной. Но избежать этого званого ужина не представлялось возможным. Я послушно надела платье, выбранное Дафной, и спустилась вниз, повторяя про себя правила застольного этикета.

Дэвисы оказались приятными и приветливыми людьми, но слишком откровенный интерес, который они проявляли к моей истории, заставлял меня ежиться от смущения. Мадам Дэвис так и сыпала вопросами относительно моей жизни среди «этих ужасных каджунов». Следуя наставлениям Дафны, я отвечала четко и кратко и после каждой фразы украдкой бросала взгляд на свою суровую мачеху.

– Снисходительность, которую Руби проявляет по отношению к этим кошмарным жителям болот, достойна удивления, – заметила Дафна, решив, что в моих ответах мало горечи. – Впрочем, ее можно понять. Всю свою жизнь она считала себя одной из них.

– О, как это печально! – воскликнула мадам Дэвис. – Какое счастье, что девочка наконец вернулась под родной кров! Вижу, вы не теряли времени даром, Дафна, дорогая. Глядя на Руби, невозможно поверить, что она так долго жила среди дикарей.

– Спасибо, – кивнула Дафна, и в глазах ее вспыхнули торжествующие огоньки.

– По-моему, Пьер, было бы неплохо опубликовать эту историю в газетах, – предложил Гамильтон Дэвис.

– Боюсь, дорогой Гамильтон, известность подобного рода будет девочке не во благо, – поспешно возразила Дафна. – Скажу откровенно, мы посвящаем в эти подробности лишь самых близких друзей.

Говоря это, Дафна ослепительно улыбнулась и опустила длинные ресницы. Гамильтон просиял улыбкой в ответ.

– Мы надеемся, что все посвященные будут хранить нашу тайну, – продолжала Дафна. – На долю бедной девочки и так выпало немало испытаний. Новые проблемы ей совершенно ни к чему.

– Вы, Дафна, как всегда, правы, – заметил мистер Дэвис. – Излишняя шумиха может принести девочке вред. – Он улыбнулся мне. – Поразительно, насколько креольские женщины мудрее и предусмотрительнее мужчин.

Дафна кокетливо опустила глазки и тут же вновь вскинула их на собеседника. Наблюдая за ней, я убедилась, что в искусстве манипулировать мужчинами она достигла непревзойденных высот. Мистер Дэвис буквально таял под ее взглядами, отец взирал на нее с обожанием. Так или иначе, я была рада, когда ужин наконец закончился и мне было позволено удалиться к себе.

Через несколько часов вернулась Жизель. Затаив дыхание, я ожидала, что она толкнется в запертую дверь между нашими комнатами. Но вместо этого Жизель принялась болтать по телефону. Слов я не разбирала, но голос ее звучал весело и беззаботно. Судя по всему, нынешним вечером она решила позвонить всем своим друзьям. Честно говоря, мне отчаянно хотелось узнать, что она с таким увлечением обсуждает. Но доставить Жизели удовольствие, явившись к ней в комнату первой, я не желала. Обида моя еще не остыла.

На следующее утро за завтраком Жизель была воплощением приветливости и жизнерадостности. Перед папой я держалась с ней дружелюбно, но про себя твердо решила: пока она не извинится, ни о каких отношениях не может быть и речи. К моему великому удивлению, за ней заехал Мартин, чтобы отвезти в школу. Прежде чем сбежать по ступенькам, она повернулась ко мне и пробормотала несколько слов, которые с натяжкой можно было принять за извинения: