Книга Безгрешность, страница 78 – Джонатан Франзен

А история ее жизни и ее ожидания были до боли прозаичными. Она спросила нескольких, не Аннагрет ли их завербовала, но никто этого имени не слышал. Все они приехали в Боливию либо по личной рекомендации, либо в результате прямого обращения в “Солнечный свет”. Пип попыталась развлечь девушек рассказом об анкете Аннагрет, но вскоре почувствовала себя жалобщицей. Они-то жалобщицами не были. Если ты невероятно привлекательна, привилегированна и хочешь только изменить мир к лучшему, жалобы тебе не к лицу.

Но хотя бы животные были бедны, как она. Она подружилась с собаками Педро и старалась заслужить расположение коз. Там летали голубые радужные бабочки размером с блюдца, бабочки поменьше всевозможных цветов и крохотные безвредные пчелки, чье гнездо на задней веранде главного здания приносило, по словам Педро, килограмм меда в год. Вдоль берега реки рыскал, охотясь на агути, восхитительный хищник с темной шерстью, похожий на хорька, – собаки Педро очень его боялись, хотя по размерам превосходили вдвое. В лесу было много причудливых птиц, как из книг Доктора Сюсса [53] , – громадных пенелоп, карабкавшихся на плодовые деревья, тинаму, тихо перебегавших из тени в тень. Кислотно-зеленые попугайчики, визгливо крича, совершали групповые прыжки с обрывов; их крылья, когда они проносились мимо, издавали громкий свист. В зените кружили кондоры – не выращенные в неволе, как в Калифорнии, а дикие. Вместе взятые, все эти животные напоминали Пип, что она из их числа; все то стыдное, что она оставила в Окленде, здесь, в Лос-Вольканес, выглядело не столь значительным.

И поразительная чистота вокруг. То, что издали казалось мусором, на самом деле было упавшим бумажно-белым цветком, или флюоресцирующим оранжевым грибом, формой напоминающим пластиковые ушные затычки, или покрытой капельками росы паутиной, похожей на обрывок целлофана. В реке, которая текла из большого необитаемого парка на севере, вода была прозрачная и теплая. Пип купалась в ней перед ужином, а потом еще и принимала душ в ванной с артезианской водой при комнате на четверых, где она жила. В комнате были белые стены, красный плиточный пол, по потолку шли открытые балки из стволов упавших поблизости деревьев. Соседки были чистоплотны, пусть и не идеально аккуратны.

Андреас, как говорили, поехал в Буэнос-Айрес на съемки восточноберлинских сцен фильма о нем. Говорили еще, что у него роман с американской актрисой Тони Филд, играющей в фильме его мать, и что этот роман, слухи о котором просочились в прессу, – хороший пиар для Проекта.

– Это его первая кинозвезда, – услышала Пип однажды вечером от Флор, соседки по комнате. – Все, с кем у него романы, остаются ему верны даже после того, как он прекращает отношения, так что этот должен открыть нам двери в Голливуд.

– А нам туда надо? – спросила Пип.

Флор была миниатюрная перуанка, получившая образование в Америке; если бы Дисней надумал сделать полнометражный мультфильм с прицелом на южноамериканский рынок, главная героиня, вероятно, была бы на нее похожа.

– На организатора утечек ополчаются все, – сказала она. – Это первое, что от него слышишь. Поэтому друзья нам нужны всюду, где бы они ни появились.

– Выгодное для него распределение ролей: он бросает женщин одну за другой, а они остаются ему верны.

– Он верен Проекту – это для него главное.

– Ты знаешь, моя мама прониклась мыслью, что он пригласил меня сюда только для того, чтобы спать со мной.

– Ничего подобного, – сказала Флор. – Сама убедишься, когда он приедет. Для него нет ничего важней нашей работы. Он ни за что не совершит поступка, который может ее скомпрометировать.

– То есть все подчинено поддержанию хорошего имиджа в прессе?

– Сочувствую, если ты разочарована.

– Я не разочарована. Но он посылал мне довольно игривые электронные письма.

Флор нахмурилась.

– Он посылал тебе электронные письма?

– Да, несколько штук.

– Необычно с его стороны.

– Но я написала ему первая. Аннагрет дала мне адрес.

– У тебя что, большой опыт такой работы?

– Никакого опыта. Я, можно сказать, пришла сюда с улицы.

– А кто такая Аннагрет?

– Судя по всему, он когда-то был с ней близок. Я почему-то решила, что все здесь отвечали на ее анкету.

– Видимо, она из того времени, когда он еще не обосновался в Боливии.

Пип теперь видела Аннагрет в новом и более печальном свете: женщина средних лет, преувеличивающая свою важность как для Проекта, так и лично для Андреаса, остающаяся верной ему после того, как он ее бросил.

– Перед Тони Филд, – сказала Флор, – была Арлина Ривьера. А еще была Флавия Корриторе, которая пишет в газете “Ла република”. А еще была Филиппа Грегг, которая хотела писать его биографию, – не знаю, в каком состоянии сейчас этот проект. А до нее была Шила Тейбер – у нее из всех профессоров Америки наибольшее количество подписчиков в Твиттере. Все эти женщины помогают нам сейчас.

Пип почудилось, что Флор для того перечисляет именитых женщин Андреаса, чтобы пристыдить ее за электронную переписку с ним.

Первым человеком после Педро, кто проявил к ней теплоту, была Коллин, молодая женщина чуть постарше, которая курила сигареты и занимала отдельную комнату в главном здании. Коллин выросла на органической ферме в Вермонте и была, само собой, очень миловидна. Будучи административным директором Проекта, она начальствовала над кухней, над Педро и над другим местным персоналом. Поскольку она подчинялась непосредственно Андреасу и поскольку общественное положение в “Солнечном свете”, похоже, определялось близостью к нему, за какой бы стол она ни садилась ужинать, он заполнялся людьми первым. Она отличалась от остальных, и Пип задавалась вопросом, в чем секрет такого отличия, которое привлекает людей, а не отталкивает, как в ее случае.

После ужина Коллин всегда выкуривала две сигареты на задней веранде, где Пип завела привычку сидеть и слушать лягушек, сов и стрекочущих насекомых – ночной оркестр. Коллин почти не говорила с ней, но, должно быть, присутствие Пип ее не тяготило. После второй сигареты Коллин возвращалась в помещение и разговаривала с местными на таком беглом испанском, что Пип испытывала зависть и уныние. Ей не хотелось превратиться в одну из тех, других девушек, потому что это значило бы расстаться с иронией, но она ловила себя на желании быть такой, как Коллин.

Однажды вечером между сигаретами Коллин, нарушив молчание, сказала:

– Этот мир – дерьмо, согласна?

– Не знаю, – отозвалась Пип. – Я как раз сижу и думаю, сколько в нем дивной красоты.

– Это пройдет. У тебя пока еще сенсорная перегрузка.

– Не думаю, что когда-нибудь устану от мира.