Онлайн книга «Сын Дога»
|
Лицо старушки жалобно сморщилось, но Анюта решила держаться до последнего. В крайнем случае можно будет позвать дядь-Лешу, чтобы он выдворил попрошайку. – Бабушкин кулон-то? – неожиданно спросила колдунья. – Прабабушкин. – Хорошая, видать, была женщина. И вы молодцы, что в семье его сохранили. Это ж надо – война была, люди последнее с себя снимали, чтобы пропитаться, а вы золотое украшение не продали, на хлеб не обменяли… – Вот только подлизываться не надо, ладно? – с независимым видом заявила Анька. – Ненавижу лесть. И вообще: пропустите уже меня! Мне надо… туда. – Значит, не отдашь вещицу? – обреченно спросила бабка. – Отдам, как уговаривались – когда приворот подействует. В полном объеме. – Ну, прости, касатка, что потревожила. Доброй ночи! – И вам того же, – ответила Анька, с недоумением провожая взглядом растворяющийся во тьме двора силуэт. – Ты с кем там разговариваешь, Анют? – выглянул с крыльца встревоженный дядь-Леша. – Я… я стихотворение вспомнила! Повторяю вот. Глупость, да? Дядь-Леша хмыкнул, затем сказал: – Ну, ты не задерживайся. Сырость. Постель тебе я уже приготовил. Постель! Это слово, вскользь произнесенное любимым мужчиной, будоражило Аньку, заставляло внутренне поджиматься и трепетать. Как бы ни хотелось ей казаться опытной и искушенной, как бы ни намекала она дядь-Леше в прошлый раз – мол, кое-что ей не впервой, а на самом деле была Анечка самым настоящим синим чулком! Даже целоваться с мальчиками боялась, хотя до этого пару раз все же доходило. Ну, любопытно было, всего-навсего. А уж о том, чтобы зайти дальше, девушка даже подумать не могла! Дальше – это только с дядь-Лешей. Как иначе? В эту минуту она вдруг в полной мере, со всей ясностью осознала, что это может произойти сегодня, прямо сейчас. Она вернется на терраску, снимет платье, уляжется под пуховое одеяло (раз на улице ливень – дядь-Леша обязательно постелет ей помягче и потеплее!), натянет его до подбородка, сожмется от страха и предвкушения… А потом придет он – мужчина, которого она любит с самого детства. Мужчина, о котором она мечтает несколько лет. Мужчина, ради которого она пошла на обман, ради которого решила расстаться с памятью – золотым прабабкиным кулоном. Вернувшись в сени, она достала украшение из кармана и попыталась повнимательнее разглядеть его в свете тусклой лампочки, появившейся здесь совсем недавно, уже после череды маминых отпусков и электрификации, о которой любил рассказывать дядь-Леша. Кулон как кулон. Его даже изящным не назовешь – просто крупная золотая капля с невнятным рисунком. Непонятно было, в каких случаях надевала его прабабушка, но уж точно не на великосветские приемы. Что же за особинка скрыта в нем? Что это за свойство, которое проявляется раз в год? Может, действительно стоит подождать и посмотреть, что с ним произойдет сегодня до рассвета? Прежде чем уйти на терраску, Анька, не удержавшись, тихонечко приоткрыла избяную дверь и заглянула в горницу. Дядь-Леша сидел на стуле в глубокой задумчивости, обняв гитару и легонечко проводя по струнам. Девушка старалась не шуметь, но все же он что-то почувствовал – может, дуновение из сеней. Вскинув голову, он встретился с нею глазами. – Анюта? – Я пришла пожелать спокойной ночи! – скромно потупившись, произнесла она «девочкиным» голосом. Он улыбнулся. – А что за стихотворение ты декламировала там, в темноте? Анька смутилась, поскольку все подходящие строки, как назло, мгновенно выдуло из ее головы. – Да я толком его и не вспомнила. Так, обрывки какие-то… – Ну, расскажи хоть обрывки. Анька вздохнула, зашла в горницу, прикрыла дверь, чтобы дядь-Леше не сквозило из сеней, стала прямо. – Только оно такое… – Она замялась. – Какое? – Комсорг бы не одобрил! – ехидно усмехнулась она. – Готов слушать? Снег над лесом кружится не спеша Стаей белых ворон на последний пир. У шамана дрожит тетивой душа И взмывает в небо сквозь серый мир. В сером мире снег на себя не похож, Словно это пепел и сизый дым. В нем удары бубна рождают дрожь, Серый мир шамана признал своим. И шаман в удивлении кривит бровь, И его слова – это чистый крик. Говорят, у шамана паучья кровь, Говорят, он знает птичий язык. Снег над лесом кружится сотню лет, Разделяя два мира сплошной стеной, Вновь шаман выходит из тьмы на свет, Говорят, в этот раз он пришел за мной… [18] Дядь-Леша недоуменно молчал. – Не понравилось? – Понравилось. Только… неожиданные стихи. Откуда? Кто автор? Анька беззаботно махнула рукой: – Старые какие-то стихи. Я их в прабабушкином дневнике нашла. Там много всяких было. Это, – Анька понизила голос до наигранно зловещего шепота, – самое таинственное! Дядь-Леша засмеялся, и на душе вновь стало легко-легко, светло и просторно, как в те дни, когда он приезжал к ним с мамой на выходные. Девушка засмеялась в ответ и в нежданном порыве вдруг подбежала и чмокнула его в щеку. – Спокойной ночи! – выдохнула она ему в ухо таким шепотом, после которого ночь уже точно не может быть спокойной. Выдохнула – и убежала на терраску. Там, пряча мечтательную, счастливую улыбку, мигом скинула платье и, оставшись в одной комбинашке, забралась под одеяло – мягкое, толстое, пушистое! Подушка кололась и пахла сеном, по крыше глухо постукивали капли утихающего дождя, а низ живота сжимался от ожидания и предвкушения. Сегодня все произойдет! Обязательно, непременно сегодня! Теперь Анька в этом даже не сомневалась. И потому, когда минут через десять кто-то тихонечко поскребся в дверь, она расслабленно выгнулась, чуть прикрыла глаза и выдохнула: – Да! Входи! Дверь скрипнула, в темноте что-то задвигалось, а потом возле кровати, совсем близко, Анька почувствовала чужое, холодное и сырое. Она рывком села, прижала к груди край одеяла. – Вы?! Это уже переходило все границы! Все та же жуткая старуха, мокрая, растрепанная и с лихорадочным блеском в глазах, снова явилась в дом! – Голуба моя, молю, не гони! Вот, возьми! Бабка почти под нос сунула Аньке промокшие смятые купюры. Анька ничего не понимала, хлопала глазами и ужасно боялась, что именно сейчас может прийти дядь-Леша. Какая уж ночь любви после подобного зрелища?! |