Онлайн книга «Самовар, разлив, граната. Гид по неприятностям»
|
– Мне кажется, это какая-то патология, – заметил Жмуркин. – Генка, в твоём роду не было серийных убийц? – Нет, кажется… – растерянно помотал головой Генка. – Я просто не знал… – Мы всё не знали. – Жмуркин кивнул на экран. – Но теперь всё так счастливо открылось. – Он же биолог, – напомнил Витька. – Может, это курсовая? Вроде как «Влияние поголовья клеща на удои средней полосы». Даты на фотках свежие, на той неделе снято. Жмуркин поглядел на Витьку с интересом. – Хорошая версия, – согласился Жмуркин. – Но мне кажется, что этому Герасиму просто нравится фоткать клещей. Геннадий, твоего брата пора серьёзно обследовать на предмет. Жмуркин скорчил страшное лицо. – Вот ты это сам ему и скажи, – надулся Генка. Жмуркин нажал кнопку на камере. На экране телевизора возникла белка. Белка сидела на ветке и с интересом смотрела в объектив. – Белочка… – улыбнулся Витька. – Марина – клещ – белка, – тут же выстроил цепочку Жмуркин. – Что бы это значило? – Да ничего. – Генка приблизился к Жмуркину. – Нечего выискивать никаких смыслов. Просто белочка. С дерева слезла, Герасим сфоткал… Генка попытался отобрать камеру у Жмуркина, но тот её из рук не выпускал, Генка потянул посильнее. Фотография на экране телевизора сменилась. – Ого! – произнёс Жмуркин. Это был снимок старой деревни. Заброшенная, заросшая травой, с покосившимися пустыми домами, с высохшими и одичавшими деревьями. Один дом был больше других, сильнее, он словно не проваливался в землю, как остальные, а вырастал из неё. – Интересное местечко, – сказал Генка. – Выглядит… Мрачно, если честно. – Дом колдуна, – зачем-то сказал Витька. Жмуркин стал листать снимки дальше. Герасим бродил по деревне и фотографировал дома. Несколько раз снял большой дом, потом переключился на другие. К фотографированию у Герасима имелся явный талант – брошенные дома получались выразительно, фактурно, цепляли. На самом краю деревни Герасим остановился и сделал несколько кадров брошенного дома, отличавшегося удивительными резными наличниками, на которых ещё сохранилась кое-где синяя краска. – Интересные наличники, – заметил Жмуркин. – Нехарактерные для наших мест, обычно такие южнее… Наличники заинтересовали и Герасима, мимо он не прошёл, сфотографировал их в разных ракурсах. И сам дом тоже сфотографировал поближе. Дверь дома была распахнута, порог подломился, Герасим, видимо, не удержался и вошёл внутрь – следующий кадр был сделан уже в доме. Комната с проваленным полом, опрокинутый стол, куча хлама в углу, стены со странными круглыми подпалинами. Пень. Пень Герасим сфотографировал уже на воздухе, понятно почему – на пне выставились совершенно сказочные сморчки. – Всё почти. – Жмуркин поглядел в монитор камеры. – Последний кадр остался. Сейчас… На последнем кадре был запечатлён панорамный вид мёртвой деревни и ржавый указатель с названием. Жмуркин подбежал к экрану и, сощурившись, прочитал: – Ежовка. Ежовка, значит. Вот и прекрасно! – Что прекрасно? – спросил Генка. А Витька заметил, как глаза Жмуркина блеснули целеустремлённостью. Что всегда свидетельствовало лишь об одном – у Жмуркина появилась идея. ИДЕЯ. – Сначала скажите мне спасибо, – потребовал Жмуркин. – Это ещё с какого перепугу? – С такого, что среди вас я – самый умный. Нет, не так, не самый умный, а единственно умный, так точнее. Ведь только я заметил. – Что ты заметил? – Генка уставился в экран. – Что деревня Ежовкой называется? – Это тоже, но главное другое. Смотрите. Жмуркин вернулся на несколько кадров назад, к фото, на котором были запечатлены комната и мусор. – Вот, – сказал Жмуркин торжеству-юще. Витька и Генка уставились в экран. Витька ничего не видел – ну, пол, ну, мусор, окна, свет падает сбоку. – Если честно… – Генка почесал подбородок. – Если честно, я что-то тут… Жмуркин презрительно фыркнул. – Я тоже ничего, – поддержал Витька. – Ничего не вижу особенного. – Неудивительно, – сказал Жмуркин. – Вы вообще ничего не видите. – Ладно, Жмуркин, не тяни, – сказал Генка. – Что такого на этом снимке потрясающего? – А вот что! Жмуркин увеличил кадр. Фотоаппарат у Герасима был неплохим, и при приближении изображение пикселями не поплыло. Теперь на весь экран красовалась куча старого барахла, Витька опознал вывернутый чемодан, кривую лампу, небольшую квадратную кастрюлю, рваный баян, ещё какой-то мусор. – Ну, гармонь, – сказал Генка. – На ней что, сам Шаляпин играл? – Эх ты, Геннадий, – сказал Жмуркин с укоризной. – Шаляпин играл на контрабасе, это всем известно. Витька посмеялся. – Ладно, оставим Шаляпина. Вот это знаете что? Жмуркин ткнул пальцем в квадратную кастрюлю. – Деспердатор, наверное, – предположил Генка. – По форме напоминает. – Сам ты, Генка, деспердатор. Это никакой не деспердатор, это самовар. Жмуркин сделал большие глаза. – Самовар – это почти то же самое, что деспердатор, – произнёс Генка. – Прибор широкого профиля… – Это… – Жмуркин постучал по экрану. – Это же чрезвычайно редкий квадратный самовар… – Откуда знаешь? – перебил Генка. – Да уж знаю, – заверил Жмуркин. – Есть один человечек… Витька помотал головой. Генка мученически воздел глаза к потолку. – Ладно, – отмахнулся Жмуркин. – Ладно, не человечек, родственник мой дальний, материн брат четвероюродный. Он собирает утюги, колокольчики, самовары, большой авторитет в этом вопросе, между прочим. Мне своей коллекцией хвастался. Жмуркин поглядел на друзей с превосходством, точно ему коллекцией утюгов хвастался не восьмиюродный дядя, а сам Микеланджело. – У него такой самоварчик имеется, – сказал Жмуркин. – В точности совершенной. Квадратный дорожный самовар, Голландия, восемнадцатый век, серебро. Знаете, сколько стоит? Витька помотал головой. – Тысяч сто пятьдесят, – предположил Генка. Жмуркин засмеялся с большим неуважением. – Двести, что ли? – За двести тысяч… – Жмуркин показал пальцами нули. – За двести тысяч ты от этого самовара только краник купишь. Миллион. «Миллион» Жмуркин произнёс обыденно и как бы невзначай. |