Онлайн книга «Ты только попроси. Сейчас и навсегда»
Когда Симона начинает убирать со стола, я собираюсь ей помочь. Сначала она и Норберт усиленно отказываются, но в конце концов покоряются. Эрик с улыбкой говорит: – Симона, если Джуд сказала, что она тебе поможет, то ничто ее не остановит. Женщина сдается, и я с удовольствием помогаю ей. Я устраиваю так, что Норберт остается в гостиной поболтать с Эриком и Флином. Но когда я возвращаюсь за последними тарелками, Симона мне шепчет: – Нет, сеньорита Джудит… Эти тарелки нужно оставить на столе до самого утра. В Германии существует традиция оставлять на столе остатки ужина. Так мы будем уверены, что в новом году наши кладовые будут полны. Я моментально убираю руки от тарелок и весело восклицаю: – Ну, вот и все! Пусть кладовые будут полны! Некоторое время мы хохочем, рассказывая забавные истории. Между шутками они поведали мне, что у них есть традиция гадать на растопленном свинце. Я с изумлением слушаю, что продаются даже специальные наборы с толкованием. Гадание на свинце – это ритуал для предсказания или предвидения будущего. Над зажженной свечой в ложке растапливается свинец. А потом, когда он становится совершенно жидким, его выливают в сосуд с холодной водой и ждут, когда он полностью затвердеет. Затем каждый человек берет одну из этих форм и с помощью сборника толкований предсказывает будущее. – Если свинец имеет форму карты, – весело говорит Флин, – это значит, что ты будешь много путешествовать. – Если в форме цветка, – замечает Норберт, – значит, будет много друзей. – А если получился в форме сердца, – улыбаясь, поясняет Симона, – значит скоро придет любовь. На лице Эрика написано, что он получает от всего происходящего огромное удовольствие. Вскоре он встает из-за стола, приглашает нас всех сесть на диван и, включая телевизор, говорит: – Джуд, в Германии есть еще одна традиция. Она немного странная, но все же традиция. – Да? И какая же? – с любопытством спрашиваю я. Все улыбаются, а Эрик, нежно поцеловав меня в щечку, объясняет: – В новогоднюю ночь мы, немцы, после ужина и перед тем, как любоваться фейерверком, обычно смотрим одно довольно старое видео, еще черно-белое, которое называется «Ужин на одного» [14]. Смотри… сейчас начнется… сразу после рекламы. Все усаживаются поудобней, а Эрик, увидев, что я смеюсь, шепчет: – Смугляночка, не смейся. Это же традиция! Все телевизионные каналы транслируют его из года в год тридцать первого декабря. Но самое любопытное – это то, что этот скетч идет на английском, хотя некоторые каналы пускают немецкие субтитры. – И о чем он? Эрик обнимает меня и, пока начинается скетч, шепчет мне на ухо: – Госпожа Софи отмечает девяностолетие в компании своего дворецкого, Джеймса. На этом празднике нет ее друзей – все они уже мертвы. Забавно смотреть, как дворецкий во время ужина заменяет каждого из ее друзей. Вдруг он замолкает и начинает смеяться тому, что видит на экране. Во время скетча я с удивлением за ними наблюдаю. Им настолько весело, что даже у Флина исчезает его нахмуренный вид, и он искренне хохочет над тем, что вытворяет дворецкий во время пьесы. Когда пьеса заканчивается, Симона идет в кухню и возвращается с пятью стаканами, наполненными виноградинками. Я в изумлении смотрю на виноград. – Не забывай, что моя мать – испанка, – замечает Эрик. – В эту ночь у нас всегда был виноград. Я взволнована, ошеломлена и счастлива. Я радуюсь простому винограду и визжу от удовольствия, когда Эрик включает международный канал с трансляцией с площади Пуэрта-дель-Соль в Мадриде. Ах, моя Испания! Да здравствует Испания! Осталось пятнадцать минут до конца года, и меня охватывает глубокое волнение, когда я вижу по телевизору мой любимый Мадрид. Пораженный моим состоянием, Флин смотрит на меня, а Эрик подходит ко мне и шепчет на ухо: – Дорогая, не плачь. Я проглатываю слезы и улыбаюсь. – Мне нужно на секундочку удалиться в ванную комнату. Исчезаю так быстро, как только могу. Войдя в ванную, закрываю за собой дверь и вдруг начинаю рыдать. Но это какие-то странные слезы. Я счастлива, потому что знаю, что с моей семьей все в порядке. Я счастлива, потому что Эрик вместе со мной. Но эти гадкие слезы упорно льются. Я плачу, плачу и плачу до тех пор, пока наконец не начинаю в какой-то мере управлять своим состоянием. Умываюсь, и через несколько минут раздается стук в дверь. Я выхожу, и Эрик встревоженно спрашивает: – Ты в порядке? – Да, – еле слышно отвечаю я. – Просто сегодня я впервые провожу эту особую ночь вдали от своих близких. Мое лицо и глаза выдают то, что со мной только что было. Мой Айсмен меня обнимает: – Дорогая, мне очень жаль. Жаль, что здесь со мной ты переживаешь тяжелый момент. Неожиданно его слова меня ободряют и веселят, и я его целую в губы: – Не жалей ни о чем, солнце мое. Этот Новый год для меня совершенно волшебный. Не вполне убежденный моими словами, он пронизывает меня своим необыкновенным взглядом. Но когда собирается еще что-то добавить, я быстро целую его в губы: – Пойдем, пора возвращаться в гостиную. Флин, Симона и Норберт ждут нас. Когда начинают звучать часы на башне Пуэрта-дель-Соль, я объясняю, что так отбивается четверть часа. А когда начинается настоящий бой часов, я призываю всех положить в рот по виноградинке. Для Флина и Эрика это привычно – они это уже проделывали, но при виде выражения лиц Норберта и Симоны я начинаю хохотать. С каждой виноградинкой мой дух становится сильнее. Один. Два. Три. Папа, Ракель, Лус и мой зять в порядке. Четыре. Пять. Шесть. Я счастлива. Семь. Восемь. Девять. О чем я могу еще попросить? Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Счастливого Нового 2013-го года! Когда прозвучал последний удар часов, Эрик хочет меня обнять, но Флин становится между нами и разводит нас. Я улыбаюсь и подмигиваю ему. Это нормально. Мальчик хочет быть первым. Норберт и Симона обнимают меня и произносят по-немецки: – Счастливого Нового года! А я, не в силах удержать свой порыв, целую их и, смеясь, учу, как это говорится по-испански: – Счастливого Нового года! Супруги с удовольствием повторяют фразу, и видно, как они счастливы. Затем Норберт и Симона пожимают руку Эрику, желая ему счастливого Нового года, а Флин никак не отходит от своего дяди. И тогда я наклоняюсь и чмокаю его в щеку. К моей радости, он даже не сопротивляется. |