Онлайн книга «Контрольная диверсия»
— Какого чёрта?! — Открывая, гость с шампанским и цветами пришёл! — крикнул он весело, хотя на душе кошки скребли, не любил он разыгрывать комедии. Она медлила, разглядывая его в глазок. Естественным образом не узнала, потому что в лампочка в коридоре едва тлела. — Я сейчас милицию позову! — пригрозила она. Но он сунул в глазок шампанское и цветы, которые предусмотрительно купил по дороге, и она сдалась. — Заходи, — сказала сварливо, открывая дверь, — только не долго. Сделал дело гуляй смело! — Вот так всегда, — сказал он, проскальзывая в прихожую, закрывшись цветами. Потом уже было поздно: естественно, она его узнала и с воплем: — Помогите! — бросилась на кухню к распахнутому окну. Цветаев, не разуваясь, медленно прошёл следом. Поставил шампанское на стол, цветы бросил в помойное ведро, сел и сказал, закинув ногу на ногу: — Успокойся, поговорить надо. — Не буду я с тобой разговаривать! — крикнула она и снова принялась взывать к ночи: — Помогите! Помогите ради Христа! Убивают! — Ну всё, хватит! — стукнул он кулаком. — Давай выпьем! Как ни странно, она прекратила орать, повернулась и спросила абсолютно спокойным тоном: — Какой шампанское? — «Советское», — посмотрел он на бутылку. — Я такое не пью! — гордо встряхнула она головой, придерживая тяжёлую грудь. — Садись, дура! — дёрнул её за руку. Она плюхнулась на стул; грудь под халатом всколыхнулась, как созревшее тесто. — Я тебя бить не буду, на чёрта ты мне сдалась, ответишь на один вопрос, и я уйду. — Ну да, отвечу! — гордо вскинула она тяжёлую голову. — Меня из-за этого американца, знаешь, сколько таскали?! — Не знаю, — ответил он равнодушно. — Твой друг сам напросился. — Зато он платил евро, а не гривнами! — парировала она с таким азартом, который нечем было крыть. Зинаида была крупная, мясистая, с толстыми пятками. Икры на ногах были развитыми, как у штангиста. Цветаев вспомнил, что голая она не такая уродливая, как в халате и ночной рубашке не первой свежести. Пахло от неё чёрт знает чем, какой-то кислятиной, но только не женщиной. — Ладно, — согласилась она, — давай твоё шампанское, — и поднялась якобы за чашками. — Смотри, без глупостей, — предупредил он её, заметив на столе у плиты набор кухонных ножей. — Нужен ты мне больно, — гордо ответила она, — руки о тебя марать. — Вот как? — удивился он равнодушно. — А что ты думал? — Я ничего не думал, — ответил он, снимая обертку с бутылки. — Лучше скажи, Саша Жаглин часто у тебя бывал? — А то! — гордо ответила она, подавая огромные чашки и усаживаясь напротив. — Жениться обещал, да пропал куда-то. — Не женится, — заметил Цветаев, разливая шампанское. — Убили его. — Как убили?! — выдохнула она слезу, и глаза у неё расширились от ужаса. — Девять дней назад, — ответил Цветаев, поднимая чашку. — Не чокаясь! — Вот это да?! — удивилась она, и они выпили. Потом она принялась плакать, размазывая слёзы по пухлым щекам и, не стесняясь, вытирая их подолом халата. — Единственный путный мужик. Жениться обещал. А какие он стихи читал! — Жаглин читал стихи?! — удивился Цветаев. Ему стало ещё пуще жаль Жаглина, талант пропал. — Ещё какие! — воскликнула она, наливая себе полную чашку. — Ты, небось, стихи не пишешь?! — спросила с упрёком. — Не пишу, — признался Цветаев. — А он писал! Про снег, про рассвет, про любовь! — Никогда бы, не подумал, — обескуражено пробормотал Цветаев, вспомнил, от чего больше всего страдал Жаглин — от дефицита женской ласки. Ему тоже нужна была ласка, и он подумал о своей любимой Наташка, и поклялся разобраться с предателем и уехать домой, а уж каким путём, видно будет. — Да таких мужчин поискать надо! — в сердцах воскликнула она, придерживая грудь. И это её вполне естественное движение почему-то стало его волновать. — В этом я с тобой согласен, — миролюбиво кивнул он. — Сашка тебя куда-нибудь посылал? Или ты кому-нибудь звонила? — Никому не посылал и никуда не звонила! — отрезала она. — Я ещё не чокнулась, я понимаю кое-что! — В смысле? — удивился он, словно загипнотизированный её грудью. — Свяжешься с вами, а потом хлопот не оберёшься, — посетовала она кокетливо, заметив его интерес. — Он тебе что-нибудь рассказывал?.. — спросил Цветаев, с трудом отвлекаясь от неожиданного предмета вожделения. — Всё! — торжественно объявила она. — Всё, чем вы занимаетесь, голубчики! — и с восторгом посмотрела на него блестящими серыми глазами. Лицо её ещё пуще ожило, и казалось молодым и крепким, как наливное яблочко. А голос был словно материнский — добрым, участливый. От таких голосов не отказываются. Такие голоса звучат в тебе всю жизнь и привязывают крепче любых канатов. Цветаев помолчал, ошарашенно. Сюда бы Пророка, он бы чокнулся окончательно и бесповоротно, и тогда бы случился всеобщий кошмар, а Жаглин на веки вечные был бы заклеймён предателем. Но Цветаев в это верил и не верил одновременно: одни факты говорили, что именно так оно и есть, например, Сашкино странное ранение; а другие — что такой балагур и распиздяй не может быть предателем по определению. Предатели — они всегда хитрые и себе на уме, говорят отрывисто и односложно, а Жаглин — трепло, балабол, весь на ладони, к тому же бескорыстен, как японский монах. — И ты нас не заложила?! — уточнил он и поскрёб шрам, который вдруг в знак протеста отчаянно зачесался. — Ну во-первых, я не майданутая, а во-вторых, не дура, сообразила язык за зубами держать. Рассказала только то, что Сашка велел. — Вот оно что! — ещё раз удивился Цветаев. — Значит, у вас действительно серьёзно! — Было серьёзно! — всплакнула она. — Наливай! Он вдруг почувствовал, что пьянеет. Сказалась смесь арманьяка и шампанского. Но до полного падения было ещё далеко. — Мне надоела твоя кислятина! — гордо заявила Зинка, отставляя чашку в сторону и забывая придержать грудь. Момент, когда Зинка пропала и явилась с бутылкой водки, он пропусти, зафиксировал только когда бутылка внезапно возникла на столе, а рюмки уже были полны. — Давай, выпьем по-настоящему! — Давай, — махнул на жизнь Цветаев. — Хорошим парнем Жаглин был! В этом он было вполне искренним. Искренней не бывает! Любил он по-своему балагура и идиота Жаглина, ничего уж здесь не поделаешь. Да и не мог он предать, потому что с первых дней был рядом с Пророком. Такие не предают, такое умирают на баррикадах под танками! |