
Онлайн книга «Игра с огнем»
![]() – Вот ты где, Джулия, – говорит Герда, появляясь из буфета. Она видит телефон у меня в руке: – Ты говорила с Робом? – Отправила ему эсэмэску. – Хорошо. – Я слышу в ее голосе удивительное облегчение, и она еще раз повторяет: – Хорошо. – От Франчески есть что-нибудь? По поводу нот. – Слишком рано, дадим ей еще время. А пока давай-ка прогуляемся по этому великолепному городу. Ты что желаешь посмотреть? – Я бы хотела вернуться в Каннареджо. В Гетто-Нуово. Герда колеблется, ей явно не нравится предложение прогуляться в еврейский квартал. – А если мы сначала заглянем в Сан-Марко? [17] – предлагает она. – Я хочу побродить по магазинам и выпить «Беллини» [18]. Мы в Венеции. Будем же туристами! Именно так мы и проводим бо́льшую часть дня. Заходим в магазины в Сан-Марко, пробиваемся сквозь толпы посетителей у Дворца дожей, торгуемся на многолюдном мосту Риальто, покупая всякие безделушки, которые мне вовсе не нужны. Когда мы наконец переходим по мосту в Каннареджо, день уже клонится к вечеру; я чувствую, как чертовски устала протискиваться сквозь толпы народа. Мы спасаемся в относительно тихом еврейском квартале, где на узкие улицы уже опустились вечерние тени. Я испытываю облегчение, выбравшись из городской толчеи, и поначалу тишина, царящая здесь, меня не беспокоит. Но, пройдя полпути по проулку, я вдруг останавливаюсь и оглядываюсь. Вижу только мрачный туннель, веревку с бельем, полощущимся высоко наверху, и ни души. Ничего тревожного, но кожу начинает покалывать, и мои чувства мгновенно обостряются. – Что случилось? – спрашивает Герда. – Мне показалось, за нами кто-то идет. – Я никого не вижу. Я на ходу внимательно оглядываю проулок – вдруг замечу движение. Вижу только белье, колышущееся впереди на ветру, – три выцветшие рубашки и полотенце. – Никого там нет. Идем, – говорит Герда, не останавливаясь. У меня нет выбора – только идти следом, я ничуть не хочу оставаться одна в таком устрашающе узком проходе. Мы возвращаемся на Кампо-ди-Гетто-Нуово, где я снова останавливаюсь перед досками с именами депортированных евреев. Вот он, Лоренцо Тодеско. Если Франческа сомневается в том, что он и есть автор «Incendio», то я в этом уверена. Увидев здесь его фамилию, я словно встретилась лицом к лицу с человеком, с которым была давно знакома, но узнала только сейчас. – Уже поздно, – говорит Герда. – Идем в отель? – Подожди. Я пересекаю площадь в направлении музея, который уже закрылся. За окном я вижу человека, выравнивающего стопку брошюр. Я стучу в стекло, и он в ответ отрицательно покачивает головой и показывает на часы. Но я стучу еще раз, и он все-таки открывает дверь и смотрит на меня с недовольным выражением, словно говоря: «Шла бы ты отсюда». – Франческа здесь? – спрашиваю я. – Она ушла. На встречу с одним журналистом. – А завтра она будет? – Не знаю. Приходите – увидите. Он захлопывает дверь, и я слышу, как недовольно скрежещет щеколда. Вечером мы с Гердой ужинаем в ресторане средней руки. Выбираем наобум и попадаем в одну из многочисленных ловушек для туристов (которые больше никогда туда не вернутся) близ Пьяцца Сан-Марко, где можно перекусить пиццей и пастой. Все столики заняты, и мы сидим локоть к локтю с семьей со Среднего Запада, они слишком громко смеются и слишком много пьют. Аппетита нет, и я с трудом заставляю себя есть безвкусные спагетти по-болонски, которые расползаются кроваво-красной массой по тарелке. Герда, наливая себе в бокал кьянти из графина, говорит жизнерадостным голосом: – Я бы сказала, что мы завершили нашу миссию, Джулия. Приехали, задали вопрос, получили ответ. Теперь мы знаем, кем был наш композитор. – Франческа сомневалась. – Имя совпадает, адрес совпадает. Наверняка он и есть Лоренцо Тодеско. Похоже, вся его семья погибла, и мы не нарушим авторских прав, если запишем вальс. Вернемся домой, подготовим аранжировку для квартета. Стефани наверняка предложит благозвучную партию для виолончели. – Не знаю, Герда. Мне кажется, не следует нам его записывать. – Почему? – Мы словно его эксплуатируем. Наживаемся на трагедии. Музыка с такой страшной историей… боюсь, мы накликаем на себя несчастье. – Джулия, это всего лишь вальс. – А человек, который мне его продал, убит в Риме. Эта музыка словно налагает проклятие на всех, кто с ней соприкасается или кто ее слышит. Даже на мою собственную дочь. Несколько секунд Герда молчит, потом делает глоток вина, осторожно ставит бокал. – Джулия, я знаю, последние несколько недель дались тебе нелегко. Проблемы с Лили. Падение с лестницы. Но я не думаю, что это как-то связано с «Incendio». Да, музыка тревожная, сложная и мощная, и ей сопутствует трагическая история, но «Incendio» – всего лишь ноты на бумаге, и люди должны их услышать. Так мы воздадим должное памяти Лоренцо Тодеско – поделимся его музыкой с миром. Он обретет бессмертие, которого заслуживает. – А моя дочь? – Что твоя дочь? – Эта музыка изменила ее. Я точно знаю. – Вероятно, тебе так только кажется. Когда начинаются неприятности, вполне естественно искать им объяснение, но, может, никакого объяснения и нет. – Она кладет свою руку на мою. – Возвращайся домой, Джулия. Поговори с Робом. Вам нужно помириться. Я смотрю на нее, но она избегает встречаться со мной взглядом. Почему все вдруг изменилось между нами? Если даже Герда против меня, на моей стороне не остается никого. Мы в молчании покидаем ресторан и по мосту Академии возвращаемся в Дорсодуро. Несмотря на поздний час, на улицах кипит жизнь, стоит шум. Вечер теплый, и хипповая молодежь повсюду – громкоголосые парни с рубашками навыпуск, беззаботные девчонки в коротких юбочках и топиках на бретельках флиртуют, смеются, выпивают. Но мы с Гердой молчим, сворачивая с многолюдной улицы на более тихую, и направляемся в наш отель. Роб теперь уже, вероятно, знает, что я в Венеции. Ему достаточно заглянуть в интернет-банк – и все станет ясно: я снимала наличные в одном из венецианских банкоматов и пользовалась кредиткой в ресторане в Сан-Марко. Такие вещи от бухгалтера не скроешь, а он специалист по отслеживанию денег. Я не отвечаю на его телефонные звонки, чувствуя себя виноватой и боясь его слов. Опасаясь услышать: «Все, мое терпение иссякло». Неужели после десяти лет брака, хорошего брака, я могу его потерять? |