Онлайн книга «Игра с огнем»
– Детка, давай я отвезу тебя домой? – говорит он. – Закажем пиццу, проведем тихий вечер вдвоем. У нас давно не было таких вечеров. – История с Джунипером не случайность, – шепчу я. – Что? – Она напала на меня, Роб. Напала осознанно. Его рука замирает на моей голове. – Может быть, тебе просто показалось. Ей же всего три года. Она слишком мала, она даже не понимает, что сделала. – Она взяла осколок стекла и вонзила мне в ногу. – А как осколок оказался у нее? – Утром я разбила вазу, осколки выбросила в мусорное ведро. Она, видимо, залезла туда и нашла их. – И ты не видела, как она их доставала? – Мне почему-то кажется, ты меня в чем-то обвиняешь. – Я… я просто пытаюсь понять, как такое могло произойти. – А я тебе говорю о случившемся факте. Она сделала это намеренно. И так мне и сказала. – Что она тебе сказала? – Три слова. Она их повторяла снова и снова, нараспев. «Мамочке сделать бо-бо». Он смотрит на меня как на сумасшедшую, словно я сейчас вскочу с кровати и наброшусь на него, ведь ни одна нормальная женщина не должна бояться своего трехлетнего ребенка. Он отрицательно покачивает головой, не зная, как объяснить сцену, которую я описала. Даже Робу не по силам решить предложенное ему уравнение. – Зачем? – спрашивает он наконец. – Она сейчас плакала – просилась к тебе, пыталась тебя обнять. Она тебя любит. – Я больше ни в чем не уверена. – Когда ей больно, когда ей плохо, кого она зовет? Всегда тебя. Ты – центр ее вселенной. – Она слышала мой крик. Видела мою кровь и ничуть не испугалась. Я заглянула в ее глаза и не нашла там любви. Роб не в силах скрыть недоумение – оно написано на его лице, очевидное как божий день. С таким же успехом я могла бы ему сказать, будто у Лили отросли клыки. – Знаешь, детка, отдохни-ка немного. А я поговорю с медсестрой, спрошу, когда тебя можно забрать домой. Он выходит из палаты, а я в изнеможении закрываю глаза. От анальгетиков у меня туман в голове, и хочется одного – крепко уснуть, но в отделении скорой помощи вечная суета, все время звонят телефоны, из коридора доносятся голоса. Я слышу поскрипывание колесиков медицинской каталки в коридоре, а вдали в какой-то палате плачет младенец. Судя по звуку, совсем крохотный. Я вспоминаю вечер, когда привезла сюда Лили, ей было тогда всего два месяца, и у нее поднялась температура. Я помню ее горячие, раскрасневшиеся щеки, помню, как она лежала на смотровом столе неподвижная, совершенно неподвижная и безмолвная. Что и испугало меня больше всего – она не плакала. И мое сердце вдруг начинает томиться по ней, по той Лили, которую я помню. Я закрываю глаза и ощущаю запах ее волос, чувствую свои губы на ее покрытом пушком темечке. – Миссис Ансделл? – раздается голос. Я открываю глаза и вижу бледного молодого человека рядом с моей каталкой. На нем очки в проволочной оправе и белый халат. На беджике написано «Доктор Эйзенберг», но, кажется, он слишком молод, чтобы быть дипломированным врачом. Судя по его виду, он и школу-то еще не закончил. – У меня сейчас был ваш муж. Он попросил меня поговорить с вами о том, что случилось сегодня. – Я уже все рассказала другому доктору – забыла его имя. – Вы говорите о враче скорой помощи. Он занимался вашей раной. А я хочу поговорить о том, как вы ее получили и почему считаете виноватой вашу дочь. – Вы педиатр? – Я врач-стажер, моя специализация – психиатрия. – Детская психиатрия? – Нет, взрослая. Насколько я понимаю, вы очень расстроены. – Ясно, – устало усмехаюсь я. – Дочь вонзает мне в ногу осколок стекла, а значит именно мне требуется психиатр. – Так и было? Она вас ранила осколком стекла? Сдвинув простыню, я показываю ему бедро – на рану недавно наложили швы, теперь она забинтована. – Поверьте, я эти швы не выдумала. – Я читал записи доктора скорой помощи: у вас серьезная рана. А шишка на лбу – она откуда? – Упала в обморок. От вида крови мне становится плохо. Кажется, я ударилась головой о журнальный столик. Он пододвигает к каталке стул и садится. У него длинные ноги и тощая шея, и мне кажется, что рядом со мной примостился журавль. – Расскажите про вашу дочь Лили. Ваш муж говорит, ей три года. – Да. Всего три. – Прежде она ничего такого не делала? – Был еще один случай. Недели две назад. – История с котом. Да, ваш муж мне рассказал. – Значит, вам известна наша проблема. Случай уже не первый. Врач наклоняет голову, будто я какое-то необычное новое существо, которое он пытается идентифицировать. – Кто-нибудь, кроме вас, замечал за ней подобное поведение? Его вопрос настораживает меня. Уж не думает ли он, что тут все дело в интерпретации? И кто-нибудь другой увидел бы что-то совершенно иное? Он вполне естественно считает трехлетнего ребенка невинным. Несколько недель назад я сама бы не поверила, что моя дочь, с которой мы столько обнимались-целовались, способна на насилие. – Вы ведь не видели Лили? – спрашиваю я. – Нет. Но ваш муж говорит, у вас очень счастливая, обаятельная девчушка. – Так и есть. Все, кто ее знает, говорят, какая она прелесть. – А что видите вы, когда смотрите на нее? – Она моя дочь. Конечно, я вижу во всех смыслах идеальную девочку. Но… – Но? Комок встает в горле, я перехожу на шепот: – Она другая. Она изменилась. Он ничего не говорит – делает запись в своем блокноте. Бумага и авторучка – как старомодно, все остальные врачи, с которыми я встречаюсь в последнее время, неизменно пользуются ноутбуками. Почерк у него такой мелкий – будто муравей бежит по бумаге. – Расскажите, как проходили роды. С осложнениями? С трудностями? – Роды были долгие – восемнадцать часов. Но все прошло прекрасно. – А как вы к этому отнеслись? – Вы имеете в виду, если отбросить в сторону усталость? – Я имею в виду эмоциональную сторону. Когда впервые ее увидели. Когда впервые взяли на руки. – Вы спрашиваете, существует ли между нами связь? Хотела ли я ее? Он смотрит на меня – ждет, когда я отвечу на собственные вопросы. Насколько я понимаю, его вопрос – своего род тест Роршаха, и я повсюду вижу минные поля. Если я скажу что-нибудь неправильное, то стану плохой матерью? |