Онлайн книга «Проклятье древней гробницы»
|
– Он прямо говорил о призраке! – Призраком может быть только переодетый человек. И это, смею тебя заверить, гораздо интереснее. Мне уже хочется ввязаться в эту историю. Кто там еще был подозрительный? – Подозрительны все! – воскликнул Жаров – Например, лаборантка Оля. Она почему-то плакала, о чем-то спорила с художником экспедиции… Невзрачная такая, серенькая, словно мышка. – Но ты, конечно, в нее немедленно влюбился, – с какой-то мрачностью заметил Пилипенко. – Нет, что ты! Мне понравилась другая… – Попробую угадать. Руководитель экспедиции Лебедева. Жаров махнул рукой, но тут же смутился и покраснел. – Да брось ты об этом! Сдается мне, что сторож недаром упоминал Тутанхамона. Есть версия, что все, побывавшие в том египетском подземелье, отравились неизвестным грибком, после чего сошли с ума, и с ними стали происходить всякие загадочные психические явления. – С этим Тутанхамоном была действительно весьма странная история, – задумчиво проговорил Пилипенко. – И если мы с тобой оказались в развитие чего-то подобного, то действовать надо немедленно. – Что? Матерый материалист наконец-то стал неофитом моей религии! Не поверю. – А ты и не верь. – Происшествия могут быть и случайными. Но все же! Два несчастных случая подряд. Профессор Коровин сорвался с обрыва, а руководителя экспедиции Лебедеву чуть было не задавило плитой. – Точно, – сказал Пилипенко. – Все в этом мире взаимосвязано и никаких случайностей нет. Знаешь что… Давай-ка проедемся до этих раскопок, просто как двое любопытных, и посмотрим, что это там была за плита-убийца. У меня почему-то побаливает печень. А это значит – что? – Интуиция! – Так точно. Моя знаменитая солдатская смекалка. Причудливый мир экспедиции Через полчаса быстрой езды на полицейском «Жигуленке» друзья поднимались по узкой лестнице, вырубленной в скале. – Наверное, профессор Коровин пролетел как раз здесь, – заметил Жаров. Пилипенко угрюмо глянул на него: – Угу. Поднимемся – уточним. Наверху, на ровной площадке, был разбит лагерь археологической экспедиции – несколько временных построек и павильон, закрывающий раскопки, размером и формой не более летнего пивного заведения. Из павильона вышли парень и девушка, тут же откинули носилки с землей на металлическую сетку, ветер понес клубы пыли в сторону… Поставив пустые носилки на землю, рабочие принялись разгребать грунт по сетке. Жаров понял, что этот нехитрый прием позволяет собрать при раскопках каждую мелочь. Девушка взяла что-то с сетки, рассмотрела, показала парню, тот покачал головой, и девушка выбросила в кучу земляного отвала, похоже, ненужный предмет. Какой-то человек с большой папкой в руке не спеша проходил мимо, держась поодаль от кромки обрыва, вдруг оглянулся и помахал Жарову. Тот узнал художника Боревича, с которым беседовал на выставке. – Здравствуйте, господин журналист, – поприветствовал он Жарова и посмотрел на следователя, ожидая, что тот представится, но Пилипенко молчал. – Вот о чем я говорил вчера, – сказал Боревич, раскрывая папку. – Это и есть моя работа: все тщательно зарисовывать. Пилипенко глянул через его плечо на чертежи и рисунки. – Не эта ли плита? – деловито спросил он. – Какая плита? – удивился художник. – Которая вдруг, ни с того ни с сего рухнула? – Точно – она. Только здесь она изображена в своем прежнем положении. Вы, я вижу, всё знаете. Тоже журналист? Коллега? – Нет. Я друг этого молодого человека. Старый друг, – уточнил Пилипенко тоном, которым говорят «Бонд – Джеймс Бонд». – И я – следователь. Покажите-ка мне, любезнейший, то место, откуда случайно сорвался профессор Коровин. Говоря, Пилипенко небрежно махнул перед лицом Боревича своим удостоверением. Тот пожал плечами: – Точного места не знаю. Где-то здесь. Жаров отметил, что на слове «случайно» Пилипенко не сделал смыслового ударения, как это подразумевалось по ходу действия. Следователь подошел к краю обрыва. Его полицейские ботинки чуть выступали над обрезом скалы. Далеко внизу меж камней плескались пенные волны. – Проводите нас в раскоп, ладно? – сказал он Боревичу. – Я хочу посмотреть эту плиту живьем. Через минуту Пилипенко уже сидел на корточках, осматривая плиту. Поверх раскопа был сооружен павильон – пластиковая палатка на металлических столбах. Внутри было сумрачно, слепили светильники, солнечный свет пробивался сквозь дверной проем, оставляя за собой туманные лучи, когда парень и девушка с носилками проходили туда и обратно. В углу возился землекоп, молодой крымский татарин. Он копал, наполнял носилки. Сделав порцию работы, опирался на лопату и замирал, глядя перед собой. Когда ребята возвращались, они ставили перед ним пустые носилки и забирали полные. Землекоп снова брался за лопату. Весь этот цикл Жаров наблюдал на заднем плане. Боревич защелкнул свою папку, шутливо козырнул: – Позвольте откланяться. У меня работа в камералке. – В камералке? – переспросил Пилипенко. Но художник уже не слышал его, он шел по павильону. Столкнувшись на входе с носильщиками, поклонился им и вышел. – Камералкой они называют помещение для камеральных работ, – уточнил Жаров. – От слова «камера»? – мрачно пошутил Пилипенко. – Ага. Некая камера – КПЗ, куда для предварительного заключения поступают артефакты, вынутые из земли. Там они и хранятся. Там их измеряют, рисуют, переписывают и так далее. Начальница Лебедева, наверное, сейчас тоже в камералке. Пилипенко погладил рукой плиту. – Ладно. И с терминологией разберемся по ходу дела. Он встал, обошел плиту, заглянул под нее, достал какую-то деревянную палку. – Это очень интересно, – сказал он. – Очень… – Нашел что-то? – спросил Жаров. – Возможно. Эта плита на самом деле могла кого-то раздавить. – Что я говорил! Проклятие древней гробницы существует! Пилипенко держал в руках палку, постукивая ею о свою ногу. – У тебя фотоаппарат с собой? – Всегда. Он достал из пенала, что висел у него на поясе, портативную камеру, махнул ею. – Куда? Пилипенко указал пальцем. Жаров снял, сам не понимая, что и для чего. Просто каменистую стену ямы, фрагменты плиты. – Дойдешь до редакции, сразу пришли фото, – распорядился Пилипенко. – Сам не знаешь или говорить не хочешь? – язвительно спросил Жаров. |