Онлайн книга «Шанхайский синдром»
|
По прибытии Юй и Пэйцинь были шокированы, но быстро адаптировались. Выбора у них все равно не было. Все те годы они нуждались друг в друге, потому что в Юньнани не было ни кино, ни библиотеки, ни ресторана; в общем, там не было никаких развлечений. После долгих часов работы у них были только они сами. Как и многие «грамотные» юноши и девушки, они начали жить вместе. Официально расписываться они не спешили. И не потому, что не испытывали друг к другу никаких чувств. Дело в том, что у неженатых сохранялась хотя бы крохотная возможность когда-нибудь в будущем вернуться в Шанхай. В соответствии с политикой правительства, поженившись, молодые должны были навсегда поселиться в деревне. Оба – и Юй, и Пэйцинь – скучали по Шанхаю. В конце культурной революции все снова переменилось. Теперь они могли вернуться домой. Хотя официально о прекращении движения «грамотной молодежи» не объявляли, больше городских юношей и девушек не посылали в деревню «на перевоспитание». Как только Юй и Пэйцинь вернулись в Шанхай, они поженились. Юй, так сказать, получил место в полиции по наследству – по возвращении сына отец вышел в отставку. Пэйцинь распределили на работу в ресторан, бухгалтером. Это было не то, что она хотела, но ее работа оказалась довольно выгодной. Через год после рождения сына Циньциня их брак превратился в спокойную обыденность. Юю почти не на что было жаловаться. Однако иногда он, как ни странно, скучал по тем годам, проведенным в Юньнани. Он вспоминал, как они вместе мечтали вернуться в Шанхай, устроиться работать на госпредприятии, начать новую жизнь, родить детей и жить совсем по-другому. Сейчас он достиг такого возраста, когда больше не мог себе позволить непрактичных мечтаний. Полицейский первого ранга – скорее всего, им он и останется до конца дней своих. Юй не то чтобы махнул на себя рукой, просто трезвел, становился большим реалистом. Главное же, не получив хорошего образования и не имея нужных связей, следователь Юй находился не в том положении, когда можно мечтать о карьере офицера народной полиции. Отец прослужил двадцать шесть лет, но вышел в отставку всего лишь сержантом. Возможно, таков и его удел. Правда, в свое время Старый Охотник хотя бы мог гордиться тем, что был частью диктатуры пролетариата. В девяностых годах термин «диктатура пролетариата» исчез с газетных полос. Он, Юй, – всего лишь ничего не значащий полицейский низшего звания, получающий минимальную зарплату, почти не имеющий права голоса в управлении. И последнее дело лишь подчеркивает его незначительность. – Гуанмин! Он вздрогнул и отвлекся от своих мыслей. К скамейке вернулась Пэйцинь – одна. – Где Циньцинь? – Развлекается в зале электронных игр. Не начнет нас искать, пока не потратит все деньги. – Хорошо ему, – сказал Юй. – Тебе не нужно за него беспокоиться. – Тебя что-то тревожит. – Пэйцинь присела рядом с мужем на краешек валуна. – Нет, ничего. Правда ничего. Просто вспоминал о том, как мы жили в Юньнани. – Из-за Сада? – Да, – сказал он. – Разве ты не помнишь – Сишуанбаньна тоже называется садом? – Да, Гуанмин, только не пытайся сбить меня с толку. Не забывай: мы с тобой женаты уже очень давно. На работе что-то не ладится, верно? Если бы я знала, не потащила бы тебя сюда! – Все в порядке. – Юй легонько погладил жену по голове. Некоторое время Пэйцинь молчала. – У тебя неприятности? – Трудное дело, вот и все. – Юй пожал плечами. – Не идет у меня из головы. – Ты замечательно умеешь раскрывать трудные дела. Все так говорят. – Не знаю. Пэйцинь вдруг сжала его руку: – Знаю, сейчас не самый подходящий случай, но все равно… Если тебе не нравится твоя работа, почему не бросишь ее? Юй изумленно воззрился на жену. Пэйцинь не отвела взгляда. – Да, но… – Он не знал, что сказать. Он знал, однако, что еще долго будет думать над ее предложением. – Что, дело не движется? – спросила Пэйцинь, меняя тему. – Не слишком. Юй вкратце рассказывал жене о деле Гуань, хотя редко распространялся дома о работе. Ловить преступников трудно и опасно. Не нужно делить свои трудности с семьей. И потом, Чэнь не раз в разговоре подчеркивал, что убийство Гуань – дело щекотливое. Юй не то чтобы не доверял собственной жене; вопрос касался его профессионализма. Просто он сильно огорчен и раздосадован. – Поговори со мной, Гуанмин. Как часто говорит мой свекор, а твой отец, Старый Охотник, облегчи душу. И Юй начал рассказывать жене все, что его смущало; он остановился на том, как ему не удалось раздобыть сколько-нибудь ценных сведений о личной жизни Гуань. – Она жила как рак-отшельник. Только ее раковину составляла политика. – Я совершенно не разбираюсь в том, как нужно вести следствие, но не говори, будто симпатичная женщина – сколько ей было, тридцать, тридцать один? – могла вести такую жизнь. – Что ты имеешь в виду? – Неужели у нее никогда не было любовников? – Она все время была занята партийной работой и собраниями. Ей, в ее положении, нелегко было найти спутника жизни; да и где она могла познакомиться с подходящим мужчиной? – Гуанмин, можешь смеяться надо мной, но я женщина, и я не верю в такое. Сейчас, в наши дни, все гораздо проще. – В твоих словах есть смысл, – согласился Юй. – Но я еще раз допросил сослуживцев Гуань после того, как Чэнь выдвинул версию с икрой; все лишь подтвердили то, что говорили раньше. Сотрудники говорят, что перед смертью у Гуань никого не было; насколько они помнят, у нее вообще не было постоянного друга. Если бы он был, они бы непременно это заметили. – Но ведь это противоестественно. Она, получается, как Мяоюй из «Сна в Красном тереме». Юй удивился: – Кто такая Мяоюй? – Мяоюй, красивая молодая монахиня, посвятила жизнь абстрактным идеалам буддизма. Гордясь своей религиозностью, она считала себя выше романтического влечения красной пыли. – Извини, что опять перебиваю, но что такое красная пыль? – Просто наш земной мир, где живут обычные люди вроде нас с тобой. – А, ну тогда это еще куда ни шло. – Ближе к концу романа Мяоюй, медитируя однажды ночью, пала жертвой собственной сексуальной фантазии. Не в силах даже говорить в порыве страсти, она становится легкой добычей и жертвой группы бандитов. Умирает она не девственницей. Критики считают, что образ Мяоюй – сложная метафора: только демон в ее сердце мог приманить демона к ее телу. Она – жертва долгого подавления сексуальности. – Ну и что? – Может ли человек, особенно женщина, всю жизнь питаться одними идеалами? Наверное, в последние секунды Мяоюй горько сожалела о попусту растраченной жизни. Уж лучше бы она наводила чистоту в собственном доме, каждый вечер ложилась с мужем в постель, каждое утро отправляла детей в школу… |