Онлайн книга «Фотосессия в жанре ню»
|
В машине красавица затряслась: – Я ддддд… – Дрожите? Малинину уже нечего было терять, поэтому он сделался предельно галантным и предупредительно включил печку на максимум. Обогрев в дедовой колымаге был единственной функцией, к которой у него не было претензий. Печка шпарила, как аэрогриль, но девица, хоть и завернутая в тулуп, все дрожала: – Я дддддд… – Хотите, я еще и шаль вам дам? – предложил Андрей. – И ушанку. Она теплая. – К черту шаль! – на одном дыхании выпалила пассажирка. – Я Дддаша! – Ах, вы Да-аааша! Вот оно что! – с некоторым сомнением протянул Малинин, аккуратно поворачивая руль, чтобы вписаться в крутой поворот на проселок. – Даша, значит. Так-так. А что это вы, Даша, делали в чистом поле на снегу? В первый день нового года? В кружевном белье? Одна-одинешенька? Он бы еще понял, если бы на снегу в чистом поле и кружевном белье красавица Даша лежала в приятной компании. Андрею Малинину и самому не раз приходилось встречать первое января в весьма необыкновенных местах, видах и позах, но никогда при этом он не бывал одинок, как глаз циклопа. – Как вам не стыдно! Даша возмутилась и посмотрела на Андрея, как благонравная Мальвина на невоспитанного Буратино, сунувшего грязную руку в полную сахарницу. – Я устала, замерзла и плохо себя чувствую, а вы пристаете ко мне с такими глупыми вопросами! – Ну да, конечно! Андрей снова покосился на балалайку с ушанкой – девица бесцеремонно сбросила их с сиденья и попирала пятками – и вспомнил заветное, сказочное: – Ты меня сначала в баньке попарь, накорми, напои, спать уложи, а потом уже расспрашивай! – Вот именно! Нахалка кивнула и закрыла лазоревые глазки. Через минуту Андрей уже слушал ее похрапывание. Этот звук ему не понравился. Внутренний голос сварливо сказал, что он не удивится, если Даша сляжет в обещанную ей постель с пневмонией, и в очередной раз оказался прав. – С Новым годом, земляне! – с большим чувством проорал во дворе пьяный мужской голос. Затем грохнула петарда – недостаточно громко, чтобы взрыв услышало все население планеты, но для двора, выстроенного колодцем, в самый раз. Оля услышала, как слева за перегородкой со стонами заворочался отец, а за стеной справа, в кухне, не по-детски выругался Костик. – С новым счастьем! – донеслось в приоткрытую форточку. Оля села, спустила ноги на пол, нашарила тапочки и пошла к окну. Шторы были задернуты, но не плотно, и просвет между ними слепил тугой белизной, как молния. Часов девять, наверное, прикинула Оля. Все нормальные земляне еще спят. Она с треском раздернула занавески и зажмурилась. Было не девять часов утра, а много позже: солнце уже поднялось над крышей дома напротив и сидело на трубе вентиляции, как колобок на пеньке. Снегопад, неожиданно и чудесно украсивший собою новогодний праздник, давно закончился, и припозднившиеся гуляки успели запятнать белый двор разноцветным серпантином, мандариновыми шкурками, конфетными фантиками и обрывками фольги с бутылочных горлышек. На пустой бельевой площадке тихо дымилась трубка из-под недавно взлетевшей ракеты. Пиротехника, шумно поздравившего «с наступившим» сонный двор, уже не было видно, но Оля, как воспитанная девушка, вежливо ответила в форточку: – С Новым годом! С новым счастьем! Очень, очень хотелось надеяться, что уж в этом-то году счастье не обойдет ее стороной. Сколько же можно обходить-то? Уже тридцать четыре года! – Даже Илья Муромец на своей печи меньше просидел, – пробормотала Оля, стягивая через голову ночнушку. В ярком утреннем свете ее белая кожа отсвечивала голубизной. Может, действительно походить в солярий? Мать, вон, называет ее бледной немочью, а Елка все уговаривает взять отпуск и слетать в Таиланд. Там, мол, тепло, даже когда у нас зима и на пляже можно загорать топлес. Как будто она станет загорать топлес! Оля покачала головой, надела длиннополый байковый халат, тщательно застегнула его на все пуговки и подпоясалась. Это Елка может себе позволить щеголять в декольте и мини, а ей надо выглядеть прилично. Она же не клубная стриптизерша, она – школьная учительница! Телефон взвыл громко и возмущенно, как холеная кошка, которой неожиданно наступили на хвост. – Костик, зар-рраза! – Оля произнесла свое самое страшное ругательство и побежала в прихожую. Новый телефонный аппарат был новогодним подарком всей семье Романчиковых от ее младшего члена. Только теперь, услышав звонок, Оля поняла, почему Костик коварно ухмылялся и упорно именовал новый телефон витиеватым именем собственным – Желтый Дьявол. Такой звоночек сошел бы за сигнал тревоги даже в аду! – Что за шум? Из родительской спальни выглянула мама. Ее густо залакированная праздничная прическа из лиловоголубых волос оттенка – тоже Костина шутка – «Мальвина на пенсии» не растрепалась, а только примялась с боков, сделавшись похожей на деформированный рыцарский шлем. От подбородка и ниже мама закуталась в красный плюшевый плед и выглядела очень героически, как одинокий средневековый воин на поле великой битвы. А папин громкий, со всхлипами и присвистами, храп вполне мог сойти за стоны раненых бойцов и хрипы загнанных коней. «Уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами, все промелькнули перед нами, все побывали тут!» – процитировал Олин внутренний голос незабываемое, лермонтовское. – Это телефон, – коротко объяснила Оля маме и сняла трубку. – Ийа-уйау-йаааааа! – нечеловеческим голосом провыл Желтый Дьявол ей в ухо. – Отойдите подальше от телевизора! – строгим учительским голосом потребовала Оля. – У вас там сильно фонит, я не слышу ни одного человеческого слова! – …мать! – пробилось сквозь помехи весьма распространенное человеческое слово. – Не слышу! – упрямо повторила Оля, против воли покраснев. Когда какой-нибудь дерзкий мальчишка из старшего класса позволял себе отпустить в ее присутствии этакое словечко, Ольга Павловна не падала в обморок, но и не читала паршивцу нотаций. Она просто делала лицо, как у мраморной кариатиды – каменное, холодное и бесконечно усталое. И притворялась, будто не только не слышит, но даже и не видит грубияна – вот такое он ничтожество! На мальчишек это неплохо действовало. Но голос в трубке был басовитым и явно принадлежал грубияну с большим стажем. – Я сказал – твою мать! – повторил он с вызовом. – Вы хотите поговорить с моей матушкой, Галиной Викторовной? – голосом крепким и холодным, как виски со льдом, спросила Кариатида Павловна. |