Онлайн книга «Фотосессия в жанре ню»
|
Ведомый в равной степени чувством долга и чувством голода, Малинин расковал холодильник и приготовил яичницу. Оля почувствовала манящий запах и вышла из тетушкиной кельи, укрывшись старым клетчатым пледом аля черепаха Тортилла. – Доброе утро! – сказала она, смущаясь своего внешнего вида. – Доброе утро, – весело согласился Малинин. А утро с ними обоими не согласилось и вскоре показало себя с самой худшей стороны. Неприятности возникали в режиме цепной реакции. За завтраком Оля поранилась о крошечный осколок. Он попался ей под руку за столом, да так неудачно, что располосовал сразу три пальца. – Ничего, до свадьбы заживет, – утешил раненую Малинин, обработав порезы зеленкой. С помощью ваты и бинта он соорудил на Олиной руке прелестную белую рукавичку, такую пухлую, что она с трудом протиснулась в рукав пальто. Из-за этого вскоре возникла новая неприятность. Вернувшись домой, Оля не смогла раздеться самостоятельно и некоторое время металась по прихожей, вся перекосившись и хлопая черными крыльями, точно подбитая ворона. Это встревожило заботливую маму Галину Викторовну. – Оля! Что случилось?! – испуганно ахнула она. – Где ты была?! Вообще-то Оля еще вечером отправила маме предупредительную эсэмэску: «Овчинников опять учудил, буду утром». Поскольку имя проблемного пятиклассника Вити Овчинникова – благодаря постоянным рассказам Ольги Павловны – в семье Романчиковых было на слуху, в расшифровке это короткое сообщение не нуждалось. Неугомонный Овчинников то и дело разнообразно чудил, и Оля, относившаяся к своим обязанностям классного руководителя очень ответственно, время от времени коротала вечера и даже ночи то в детской комнате полиции, то в травмпункте. Компанию там ей неизменно составляли многострадальные родители далеко не святого чудотворца Овчинникова, люди вполне приличные и даже приятные, так что папа и мама Романчиковы за свое собственное дитя не волновались. Но еще никогда Оля не возвращалась из походов по грешную душу Овчинникова с физическими травмами. – Кто это сделал? Овчинников? – шумно ужасалась мама, укачивая в ладонях дочкину руку в ватно-марлевой обмотке. – Он оказал сопротивление?! – Это не он, – стыдясь необходимости обманывать маму и дополнительно позорить легендарного Овчинникова, сказала Оля. – Это кошка. – А что Овчинников делал с кошкой? – Мама продолжала безудержно ужасаться. Очевидно, об Овчинникове у нее сложилось самое скверное мнение. – Он ее спасал, – придумала совестливая Оля, желая хоть немного обелить оклеветанного Овчинникова. Привлеченные шумом, явились папа и Костик. – От чего он ее спасал? – спросил папа. – Как он ее спасал? – спросил Костик. Пришлось сказительнице Романчиковой сочинять душещипательную историю про кошку, которая убежала из дома, заблудилась в ночном парке, залезла на дерево и громко и жалобно оттуда кричала. Овчинников, который тоже убежал из дома, заблудшую кошку в ночном парке нашел и попытался с дерева снять. А Ольга Павловна, которая искала убежавшего из дома Овчинникова, нашла его на дереве вместе с кошкой и, разумеется, включилась в спасательную операцию. – Ах, Олюшка! Если бы все педагоги относились к своей работе так же, как ты, в стране не было бы проблем с трудными детьми, – похвалила дочку мама. – Хотя все равно остались бы проблемы с трудными кошками, – съязвил Костик, пытаясь проскользнуть мимо мамы и сестры к наружной двери. – Стой! Куда? – окликнула его бдительная Оля. – В кино, на утренний сеанс! Можно? – Можно, – разрешила Оля. – Только номер школы мне набери, пожалуйста. Левой рукой она сняла телефонную трубку, а правой помахала в воздухе, бессловесно объясняя, что испытывает затруднение с попаданием толстыми забинтованными пальцами в мелкие дырочки телефонного диска. Аппарат был новый, но стилизованный под «советскую старину». Телефон школьной учительской, где Ольга Павловна проводила огорчительно много времени, в семье Романчиковых все знали наизусть. Костик торопливо набрал нужный номер, сунул сестре в руку трубку и тут же удрал. Любящая мама Галина Викторовна, успокоенная штатным развитием ситуации, удалилась в гостиную, бормоча на ходу: «Все школа да школа, работа да работа, никакой личной жизни у бедной девочки, просто беда!» Благополучно спровадив любопытную родительницу, бедная девочка уже хотела было положить трубку на рычаг, но тут на другом конце провода неожиданно аллекнули. Хотя вообще-то во время каникул в учительской никого не должно было быть! – Доброе утро, а кто это? – удивилась Оля. – А вы хто? – опасливо спросил немолодой женский голос. – Я Ольга Павловна Романчикова, учитель русского языка и ли… – Романчикова?! – Немолодой женский голос сорвался на задорный визг. – Романчикова, вы не учитель! Вы просто… просто… проститутка вы какая-то! – Что?! Оля на секунду опешила, а потом поняла, что торопыга Костик, очевидно, перепутал цифры. – Простите, кажется, я ошиблась номером, – извинилась она. – Да что ж вы все ошибаетесь-то? – сердито фыркнули в трубке. – И он ошибся, и она ошиблась! – Кто – он? – А то вы не знаете! Мужик ваш, полюбовник, охальник, ишь, гад, какие слова говорит, да куда звонит еще – в школу! Совести у вас нет, Романчикова, вы еще при детках начните шашни свои крутить, твари бесстыжие! Высоко подняв брови, Оля выслушала этот гневный монолог, моргнула, сглотнула и положила трубку. Щеки у нее горели. В голове загудело, как в самоваре. Не помешало бы уточнить у визг-ливой собеседницы детали, но в целом картина была ясна. «Картина Репкина», – шизоидно буркнул внутренний голос. Не сумев устранить Ольгу Павловну физически, маньяк убивал ее морально. Подумать только, он позвонил со своими гадостями в школу! Это было ужасно, и Оля расплакалась. С минуту она сидела на тумбе трюмо, смахивая слезы ватно-марлевой варежкой и размеренно шмыгая носом. Потом дверь гостиной слабо завибрировала, и цветное стекло в ней померкло: на витраж особо крупной аппликацией налегла Галина Викторовна. – Сказать ей или не сказать? – услышала Оля мамин шепот. – Сказать, – прошептал в ответ папа. – Или не сказать. Я даже не знаю! – Я знаю! – повысила голос Оля. – Сказать! Что там у вас, говорите! Дверь открылась, и в проеме показались супруги Романчиковы, сросшиеся щеками, как сиамские близнецы. – Олюшка, это насчет Дашеньки, – жалостливо сказала Галина Викторовна. – Похороны сегодня, в два часа. |