Книга Снег в Венеции, страница 21 – Николас Ремин

– Сожалею, что заставила вас ждать, господин генерал. – Она откинулась на спинку кресла и посмотрела в глаза Тоггенбургу – вместо того чтобы начать бесстрастно разглядывать его мундир, как это сделал бы император.

Тоггенбург был худощавый мужчина лет шестидесяти с зачесанными назад седеющими волосами и пышными усами. Странно, но его на лице не было ни тени волнения – он был совершенно спокоен. Комендант города стоял в позе послушного слуги – слегка наклонившись, с предупредительной улыбкой на губах. На нем был светло-синий мундир императорских егерей со всеми орденами и регалиями. Елизавета узнала орден Короны в золоте, рыцарский крест ордена Леопольда и орден Марии-Терезии.

– Садитесь, господин генерал.

Тоггенбург, прищелкнув каблуками, отдал честь и сел на краешек стула, как это принято у военных.

– Вам известно, зачем я вас пригласила, господин генерал?

– Пропала почта вашего императорского величества.

– Что с ней случилось, с моей почтой? Графиня Кёнигсэгг упомянула о каком-то происшествии.

Тоггенбург выпятил подбородок.

– Действительно, имело место некое происшествие Барон Хуммельхаузер, который вез в своей каюте предназначенную для вас почту, стал жертвой преступления. Он был убит и ограблен. Все бумаги, которые были при нем, исчезли.

– А почему следствие ведут военные, а не полиция Венеции?

Тоггенбург шевельнулся на стуле и чуть было не перешел на драматический шепот, но одумался и продолжил нормальным голосом:

– Есть данные о том, что готовился заговор против августейшего семейства, У надворного советника были при себе документы, из которых это следовало.

– И теперь они пропали – вместе с почтой для меня?

Тоггенбург кивнул.

– Но виновный нами схвачен. Полковник Перген уже допросил его. Этот человек – директор приюта для девочек.

– На кого готовилось покушение, и кто должен был его совершить?

– Этого мы не знаем. Предполагаемого виновника зовут Пеллико.

– Тогда допросите этого Пеллико.

– Это более не в наших силах. Между двумя допросами он повесился в своей камере. И поскольку документы, которые надворный советник Хуммельхаузер должен был передать полковнику Пергену, исчезли, никто не может сказать, когда и кого именно намеревались убить заговорщики.

– Выходит, опасность угрожает и мне.

– Только не в королевском дворце, ваше императорское величество.

– Как вас понимать?

– Вашему императорскому величеству не следует впредь покидать дворец без охраны.

– Я никогда не гуляю без охраны.

– Я сомневаюсь, что офицеры из свиты сумеют в случае необходимости предотвратить покушение.

– А ваша охрана – как будет выглядеть она?

– Сотни человек будет достаточно для надежной защиты вашего императорского величества, если вам будет угодно посетить одно из кафе в центре города или прогуляться по близлежащим улицам и переулкам.

– Вы сказали… сотни человек?!

Тоггенбург и бровью не повел.

– Двадцать человек, разделившись на две группы, образуют двойное кольцо вокруг вашего императорского величества, а еще двадцать человек будут обеспечивать фланги и оперативное пространство по мере вашего движения. – Фразеология профессионального военного взяла вверх над придворным этикетом. – А еще шестьдесят человек, преимущественно лучшие стрелки из хорватских егерей, будут обеспечивать безопасность во время вашей прогулки со стороны поперечных улиц и переулков и контролировать узловые пункты.

– Это значит, что я буду обязана сообщать вам в точности, куда я собираюсь пойти?

Тоггенбург согласно кивнул.

– Лучше всего – за два-три дня, ваше императорское величество.

– А моя прогулка сегодня днем по центру?

– Я сделаю соответствующие распоряжения. Некоторые из охранников будут в штатском. Внешнее оцепление составят переодетые в партикулярное платье хорватские егеря.

– Смехотворно! А нет ли альтернативы этим мерам предосторожности?

Тоггенбург приподнял плечи. Ему удалось выразить голосом чувство сожаления:

– Альтернатива этим мерам предосторожности – немедленный отъезд вашего императорского величества.

– Мое возвращение в Вену?

– Причем как можно быстрее.

– Это вы мне предлагаете?

– Не в моей прерогативе предлагать что-либо вашему императорскому величеству.

– Намереваетесь ли вы написать отчет об этом деле?

– Он будет готов не позднее завтрашнего дня.

– И копию его вы отправите в Вену?

– Само собой разумеется.

– Будет ли в отчете упомянута также молодая женщина? – спросила Елизавета как бы невзначай.

– Молодая женщина?

Елизавета тонко улыбнулась.

– Говорят, будто на «Эрцгерцоге Зигмунде» был еще один труп.

Тоггенбург задумался, прежде чем ответить.

– У надворного советника была гостья, когда в его каюту ворвался Пеллико, чтобы завладеть документами.

– Гостья?

Тоггенбург испуганно захлопал ресницами и сказал:

– Это дама, которая тоже прибыла в Венецию на «Эрцгерцоге Зигмунде». Похоже, она была итальянкой из Триеста.

– В какое время произошло преступление?

– Около полуночи.

– Гм, в таком случае эта дама была с ним в очень близких отношениях. Был ли надворный советник женат?

– Нет, он был холост.

– Упомянете ли вы эту даму в вашем отчете?

Тоггенбург вымученно улыбнулся, хрипло кашлянул и заметил:

– Я счел бы неуместным компрометировать человека, который погиб при исполнении служебных обязанностей.

– А что вы предприняли для того, чтобы найти похищенные документы и мою почту?

– Проводятся обыски в частных квартирах и проверяются документы у подозрительных лиц. Полковник Перген исполнен решимости найти документы.

Елизавета поднялась, давая понять, что аудиенция заканчивается.

– И еще кое-что, господин генерал.

– Ваше императорское величество?

– А эта молодая женщина… как ее убили? – спросила Елизавета.

Тоггенбург ответил мгновенно, без всяких колебаний:

– Ее застрелили, ваше императорское величество. Воистину ужасная смерть.

Елизавета была совершенно уверена, что мужчины не умеют лгать, не выдавая себя. Франц-Иосиф, например, когда лжет, смотрит на носки своих сапог и подергивает кончиками усов. Когда комендант города сказал ей, что в отчете не будет упомянуто о том, что он советовал ей оставить Венецию и вернуться в Вену, он солгал. Елизавета заметила это по выражению его глаз. Но когда она спросила его, как погибла молодая женщина, он сказал правду, и это могло означать лишь одно – что ему самому всего не сказали.