Онлайн книга «Соловей»
|
– Я умру, если пролежу еще минуту, – сказала Изабель. Или подумала. Мишлин, как и Изабель, – тощая, кости таза выпирают сквозь мешковатое платье. Почти лысая – только клочки седых волос кое-где уцелели – и без бровей. Кожа на шее и на руках в язвах, сочащихся сукровицей. – Пойдем, – сказала Мишлин. Они двинулись сквозь толпу галдящих журналистов, людей, разыскивающих родных, изможденных узников. Поддерживая подругу, Мишлин провела ее в просторную и тихую комнату, где в креслах замерли люди-тени. Изабель опустилась в свободное кресло и тоже замерла. – Тебе пора домой, – сказала Мишлин. Изабель подняла на нее красные, ничего не выражающие глаза. – Хочешь, я поеду с тобой? Изабель моргнула, пытаясь сосредоточиться. От головной боли темнело в глазах. – Куда? – В Карриво. Там твоя сестра. Она тебя ждет. – Правда? – Поезд через сорок минут. А мой – через час. – Как мы сумели выбраться? – пробормотала Изабель. – Нам повезло, – ответила Мишлин, и Изабель кивнула. Мишлин помогла ей встать. Все так же, привалившись друг к дружке, они побрели к дверям, за которыми выстроилась целая вереница легковых автомобилей и грузовиков Красного Креста – машины развозили выживших узников концлагерей. Мишлин и Изабель стояли, тесно прижавшись друг к другу. Поза, к которой они привыкли – в строю на перекличках, в телячьих вагонах, в очереди за похлебкой. К ним подошла жизнерадостная девушка в форме Красного Креста. Пошелестела списками и спросила: – Россиньоль? Изабель коснулась морщинистой щеки Мишлин. – Я любила тебя, Мишлин Бабино, – прошептала она и поцеловала сухие старушечьи губы. – Не говори в прошедшем времени. – Но я и есть в прошедшем времени. Девушка, которой я была… – Она никуда не делась, Изабель. Она была больна, с ней дурно обращались, но она не исчезла. У этой девушки было сердце льва. – Вот теперь и ты говоришь в прошедшем времени. Изабель не помнила ту девушку, что очертя голову бросилась в Сопротивление. Девушку, которая безрассудно привела английского пилота в дом своего отца, а потом по глупости еще одного приволокла в сарай сестры. Девушку, которая ходила пешком через Пиренеи, которая умудрилась влюбиться в толпе беженцев, спасающихся из оккупированного Парижа. – А мы таки сделали это, – ухмыльнулась Мишлин. В последние несколько недель Изабель часто слышала эти слова. Мы сделали это. После появления в лагере американцев они были на устах каждого узника. Изабель помнила, какое испытала облегчение – после всех побоев, холода, унижений, болезней, отчаянных маршей через сугробы. Она выжила. Но что дальше? Она никогда не сможет стать прежней. Помахав в последний раз Мишлин, она забралась в машину Красного Креста. В поезде она старалась не замечать взглядов, старалась сидеть прямо, но тщетно. И наконец обмякла, привалилась к стенке, прижалась головой к стеклу. Закрыла глаза и тотчас провалилась в сон, в лихорадочные видения – где громыхали товарные вагоны, набитые людьми, кричали дети, матери отчаянно пытались их утешить… Потом дверь вагона откатывалась в сторону, снаружи ждали солдаты с собаками… Изабель вздрогнула, проснувшись. Не сразу сообразила, что она в безопасности. Потрогала лоб – температура опять поднялась. Через два часа поезд прибыл в Карриво. Я сделала это. Так почему же она ничего не чувствует? Изабель с трудом выбралась на платформу. Ее скрутил яростный кашель. Согнувшись, она задыхалась, хрипела, давилась кровью. Когда же смогла дышать, то ощутила невыразимую пустоту. Пустая и старая. В конце платформы стояла сестра. Беременная, уже на последних неделях, в выцветшем летнем платье. Соломенные волосы крупными волнами ложились на плечи. Она напряженно вглядывалась в пассажиров, взгляд ее скользнул по Изабель, не задержавшись. Изабель подняла костлявую руку. – Изабель! Вианна бросилась к сестре, обняла. – Не надо так близко. У меня изо рта воняет. Вианна поцеловала сухие, шелушащиеся губы: – С возвращением, сестренка. Добро пожаловать домой. – Домой, – повторила Изабель. Странное какое слово. Мысли путались, в голове звенело. Вианна нежно привлекла ее к себе. От сестры пахло лимоном, кожа у нее была гладкая. Сестра гладила ее по спине – как в детстве, и Изабель снова подумала: я сделала это. И я дома. – Ты вся горишь, – сказала Вианна, когда Изабель приняла ванну и лежала под теплым одеялом. – Никак не могу избавиться от лихорадки. Вианна привстала: – Принесу тебе аспирину. – Нет, не уходи. Пожалуйста. Приляг со мной. Вианна пристроилась на узенькой кровати. Она боялась, что малейшее прикосновение оставит на теле сестры синяк, поэтому обняла ее с невероятной осторожностью. – Мне жаль, что так получилось с Беком. Прости меня… – Изабель закашлялась. Она тысячу раз представляла себе этот разговор, так долго ждала его. – Прости, что из-за меня вы с Софи оказались в опасности… – Нет, Изабель, – ласково перебила Вианна, – это ты меня прости. Это я подводила тебя всякий раз. Начиная с того момента, как папа оставил нас с мадам Дюма. А потом, когда ты уехала в Париж, как я могла поверить в идиотскую историю про твой роман? Я была полной дурой. Может, начнем сначала? Станем настоящими сестрами, как мечтала мама? – Я бы хотела. – Я так горжусь тобой, Изабель, так горжусь тем, что ты сделала в этой войне. – А ты, Ви, что было с тобой? Вианна отвела взгляд: – После Бека здесь поселился другой немец. Плохой. Вианна, наверное, не осознавала, что инстинктивно коснулась живота, произнося это. Что краска стыда залила лицо. Но Изабель все поняла. Она слышала немало историй о женщинах, над которыми надругались жившие в их домах военные. – Знаешь, чему я научилась в лагере? – Чему? – Они не могут дотянуться до моей души. Не в силах коснуться того, что у меня внутри. Тело… оно было сломлено в первые же дни, но не душа, Ви. Что бы они ни сделали, это лишь тело, а тело оправится. Она хотела добавить еще что-то важное, возможно «я люблю тебя», но помешал приступ кашля. Откашлявшись, Изабель без сил откинулась на подушку, часто и прерывисто дыша. Вианна принесла воду и положила прохладную влажную ткань на пылающий лоб. |