Онлайн книга «Соловей»
|
Пожилая женщина покачала головой: – Мы их опережаем. Тем, кто сзади, ничего не останется. Вианна не поняла, что она имела в виду, но, впрочем, это было неважно. Она видела, что женщины устали и голодны. – Одну секунду. – Она зашла в дом, собрала немного хлеба, морковки, кусок сыра. Все, чем могла поделиться. Налила воды в бутылку из-под вина и вернулась к воротам. – Тут, конечно, немного… – Тут больше, чем у нас было с самого Тура, – лишенным выражения голосом ответила молодая женщина. – Вы были в Туре? – Пей, Сабин. – Старуха поднесла бутылку к губам девочки. Вианна как раз собиралась спросить про Изабель, когда старуха неожиданно резко буркнула: – Они здесь. Молодая женщина застонала негромко и крепче прижала к себе младенца. Он был такой тихий, а его кулачок такой бледный… У Вианны перехватило дыхание. Ребенок был мертв. Вианна слышала о таком – о горе, которое не отпускает, горе, калечащем рассудок и заставляющем мать надеяться, когда никакой надежды уже не осталось. – Ступай в дом, – приказала старуха Вианне. – Запри двери. – Но… Оборванная троица отшатнулась, как будто ее дыхание вдруг стало ядовитым. А потом Вианна увидела странное темное пятно, ползущее через поле к дороге. Запах предупреждал о приближении толпы. Запах пота и грязи. Они все ближе, и вот уже сплошная черная масса распалась на отдельные фигуры. Люди – и в поле, и на дороге – шагали, хромали, надвигались на нее. Кто-то толкал перед собой коляску или велосипед, кто-то волок тележку. Лаяли собаки, где-то плакали дети. Слышались кашель и стоны. Они неумолимо приближались, тесня и отталкивая друг друга, голоса звучали все громче. Всем им Вианна не могла помочь. Она бросилась в дом, заперла дверь, промчалась по всем комнатам, закрывая ставни. Наконец остановилась в гостиной, тяжело дыша. Дом вздрогнул, слегка. Задребезжали стекла, с потолочных балок посыпалась пыль. Кто-то колотил во входную дверь. Грохот не стихал, кулаки молотили по дереву, как кувалды, и Вианна вздрагивала от каждого удара. По лестнице сбежала Софи, прижимая к груди Бебе: – Мама! Вианна подхватила дочь на руки. Теперь стучали и в заднюю дверь тоже. Висящие в кухне кастрюли и сковородки звенели, как церковные колокола. Снаружи раздался звук заработавшей колонки. Они набирали воду. Вианна сказала Софи: – Подожди здесь секундочку. Посиди на диване. У камина она взяла тяжелую кочергу и осторожно, на цыпочках, поднялась по лестнице. В спальне выглянула в окно, стараясь остаться незамеченной. Во дворе толпились десятки людей, в основном женщины и дети, но вели они себя как стая голодных волков. Голоса сливались в один отчаянный рык. Вианна отошла от окна. Что, если двери не выдержат? Такая толпа не то что двери, и стены может снести. Дрожа от ужаса, она спустилась вниз, не в силах вдохнуть, пока не увидела Софи, сидевшую на диване. Вианна пристроилась рядом, обняла дочь, которая под ее ласковыми руками тут же свернулась в клубочек. Хорошая, сильная мать могла бы сейчас рассказать ребенку какую-нибудь поучительную историю. Но у Вианны от страха пропал голос. Все, на что ей хватало сил, – молиться. Молиться безмолвной молитвой без начала и конца. Господи. Она прижала дочь к себе покрепче: – Засыпай, Софи. Я с тобой. – Мама, – Голос Софи был едва слышен из-за грохота снаружи, – а что, если там тетя Изабель? Вианна посмотрела на маленькое серьезное личико дочери. – Помоги ей Боже, – только и смогла она ответить. Увидев серый каменный дом, Изабель совсем лишилась сил. Гаэтон открыл ворота, которые почему-то отчаянно заскрипели и повисли на одной петле. Опираясь на него, Изабель доковыляла до входной двери и дважды постучала, вздрагивая от каждого прикосновения окровавленных костяшек к дереву. Никто не ответил. Она заколотила кулаками, попыталась позвать сестру по имени, но голос окончательно сел. Изабель отшатнулась, чуть не упав от охватившего ее чувства поражения. – Где тут можно поспать? – спросил Гаэтон, поддерживая ее за талию. – Сзади. В беседке. Он провел ее вокруг дома, на задний двор. Здесь, в благоухающем жасмином убежище, Изабель рухнула на колени. Она не заметила, что Гаэтон куда-то пропал, а потом вернулся и принес теплой воды, которую она пила из его сложенных лодочкой ладоней. Этого было мало. Живот заурчал от голода, глубоко внутри скрутило. И все же, когда он попытался снова отойти, она потянулась за ним, что-то бормоча, – наверное, просила не оставлять ее одну, и он опустился рядом, подложил руку ей под голову. Так они лежали на теплой земле, глядя на темный покров из виноградных листьев и ветвей над головами. Ароматы жасмина, цветущих роз и влажной почвы смешивались в чудесный букет. Но даже здесь, в тишине, она не могла забыть о том, через что им пришлось пройти совсем недавно… и о том, что ждало их в ближайшем будущем. Она видела, как Гаэтон изменился. Ярость и гнев стерли улыбку с его губ, сострадание из глаз тоже куда-то пропало. После бомбежки он почти все время молчал, а если и говорил, то короткими, отрывочными фразами. Они оба начали понимать войну, понимать, что их ждет. – Ты можешь остаться здесь, в безопасности, с сестрой, – сказал он. – Я не хочу безопасности. А сестра не захочет, чтобы я тут оставалась. Она повернулась и посмотрела на него. При свете луны, пробивавшемся сквозь листву, видны были глаза, губы, а нос и подбородок скрывались в темноте. Всего несколько дней будто прибавили ему несколько лет. От него пахло кровью, грязью и смертью – как, впрочем, и от нее. – Слышал про Эдит Кавелл? – спросила она. – Я что, по-твоему, похож на образованного? Она подумала секунду и уверенно ответила: – Да. На этот раз он молчал так долго, что Изабель поняла: похоже, ей удалось-таки его удивить. – Слышал. Спасла кучу пилотов авиации союзников во время Великой войны. Это она сказала, что «патриотизма недостаточно». И это твоя героиня – женщина, которую расстреляли? – Женщина, которая изменила ход истории. Пусть и совсем немного, – ответила Изабель. – И я рассчитываю, что ты – преступник и коммунист – поможешь и мне изменить ход истории. Может, я и правда сумасшедшая, как говорят. – Кто говорит? – Все. – Она замолчала. Изабель давно научилась никому не доверять, но ничего не могла с собой поделать – ей хотелось верить Гаэтану. Он относился к ней как к человеку. – И ты мне поможешь. Как и обещал. |