Онлайн книга «Дурная слава»
|
— То, что генеральный директор оставил свой пост и на переднем фланге теперь именно я! Я отвечаю за все, за каждый прокол, за каждую оплошность… — А мы-то на что? Неужели мы вам не помогаем справляться со сложными ситуациями? — насмешливо произнесла Баркова. — Ладно, об этом потом. Сейчас давайте по делу! — оборвал ее Стрельцов. Он постарался придать голосу сухой, начальственный тон. Но выдерживать амплуа начальника удавалось недолго — Стрельцов был классическим примером подкаблучника. — Итак, кто начнет? Елена Вячеславовна? — обратился он к жене, взглядом ища поддержки. — Что ж, мне кажется, я могу порадовать присутствующих. В разработку попал очень перспективный больной — Лев Давидович Ратнер. Это человек преклонного возраста с прогрессирующими нарушениями психики. Живет с сыном и невесткой. — Что за ним числится? Владимир, какие сведения? Начальник службы безопасности фирмы, невысокий, щуплый молодой человек с мелкими, крысиными чертами лица, заглянул в записи, начал докладывать: — По нашим сведениям, Ратнер прописан в Москве, где имеет недвижимость — три квартиры в престижных районах города, небольшой автопарк, дачи в Подмосковье и в Эстонии. На его имя оформлены довольно крупные валютные и рублевые вклады. Это то, что лежит на поверхности, так сказать. — А что за семья? — Сын, Борис Львович, пятидесяти двух лет, предприниматель средней руки. Его жена — неработающая дама, ровесница мужа. Других родственников нет. — Ваше впечатление от семьи, Елена Вячеславовна? — Старик им осточертел, — сообщила Никитенко. — Что ж, коротко и ясно, — улыбнулся Стрельцов. — Думаю, в данном случае речь может идти об оказании известной платной услуги. Хотя Борис Львович и высказывал сомнение в целесообразности госпитализации отца, этот вопрос я отрегулировала. Полагаю, можно закладывать старика через пару дней, когда освободится палата. Затем можно взяться за сына. Мне показалось, его жена не слишком огорчится, став вдовой… Ну и так далее. — Прекрасно! А что у вас, Антон? — У меня дивная старуха! Художница Лидия Сташевская! — радостно сообщил Переходько. — Квартира-музей! Как на Мойке, двенадцать, побывал, ей-богу! Мебель антикварная, все стены картинами увешаны, бронза, хрусталь, кузнецовский фарфор… — Близкие, родня? — Практически одинока. Единственная родственница — двоюродная племянница, выписанная из Новгорода. Она и ухаживает за Сташевской. — Так… Следует направить туда Пал Палыча, пусть оценит достояние профессиональным оком, так сказать, — наметил Стрельцов. — Контакт с больной установлен? — Полнейший! Я ей как сын родной. Практически уговорил на стационарное лечение. Еще пара сердечных приступов — и она наша. — Ну-ну, не переусердствуй. Чем порадует педиатрическая служба? Маленькая, кукольной внешности, женщина, с плоским лицом и неживыми, словно стеклянными, глазами, виновато прощебетала: — На этой неделе у меня ничего интересного… Обычные семьи, зацепиться не за что… — Очень жаль! Вы второй месяц работаете вхолостую, Надежда Юрьевна! Это ни в какие ворота… — У Надежды особый сорт пациентов — дети! — вступилась за подругу Баркова. — И что? У каждого свой круг пациентов. У каждого свои трудности, — раздраженно ответил Стрельцов. — Столько состоятельных людей гибнет в автокатастрофах, под пулями при разборках! Остаются же у них дети… — К сожалению, никому не нужные сироты преобладают в другой социальной среде. А у богатых сирот тут же появляются опекуны. — Меня не интересуют подробности! Никому не нужны специалисты, которые ничего не приносят в копилку… Кто еще не докладывал? Николай Михайлович, что у вас? — Есть один вариант. Семья уезжает в Австралию на ПМЖ, оформляют через нас медицинские документы. Здесь пока остается мать мужа. Когда молодые обустроятся на новом месте, сын собирается вернуться, продать все имущество, забрать мать с собой. У них две квартиры, дача в Комарове, вполне приличный «БМВ». Будет промежуток в несколько месяцев, когда старуха останется одна. Я уже занимаюсь ею, контакт полнейший. Думаю, сразу после отъезда детей можно будет госпитализировать. — Хорошо. Вот, Надежда, обратите внимание: у доктора Ручникова тоже особый контингент: полные семьи. Но он находит варианты! Когда человек хочет сделать дело, он ищет возможность, чтобы его сделать, а когда не хочет, ищет причину, чтобы не делать. Моргалкина как ни в чем не бывало хлопала пустыми «стеклянными» глазами, всем своим видом демонстрируя, что ей начхать на претензии начальника. — Что ж, господа, я призываю работать активнее. Совещание окончено. Кабинет опустел. Стрельцов отпустил секретаршу, выключил люминесцентные лампы, освещающие помещение мертвенным искусственным светом, включил настольную лампу, озарившую комнату мягким светом, плеснул коньяку в бокал, опустился в кресло, нажал на клавишу магнитолы. Зазвучала печальная музыка Вивальди. Сделав глоток, прикрыл глаза, отдаваясь нежным звукам, настраивая себя на нужный лад. Все хорошо, все правильно. Он освободитель, открывающий дорогу в вечный покой, где нет боли, страданий, забот. Он благодетель, дающий успокоение, невыразимую легкость небытия… Через полчаса он вошел в одну из палат клиники. На постели полулежала изможденная женщина с огромными темными глазами. Взгляд этих глаз был несфокусирован, они словно жили отдельно от тела, плавая по комнате, рассеянно переходя с предмета на предмет. Ее возраст невозможно было определить. Ей могло быть и сорок, и шестьдесят. — Добрый вечер, Нелли Владимировна, — мягким, бархатистым голосом произнес Стрельцов. — Добрый вечер, доктор, — едва слышно ответила женщина. — Ну, как наши дела? — Я жду вас. Присядьте рядом, пожалуйста. Стрельцов опустился на край постели, взял ее руку, согревая своими ладонями. — Расскажите мне все снова, я боюсь… — Ну что вы, Нелечка? Чего же бояться? Мы все это обсуждали с вами не раз. — Еще раз! Я хочу слышать ваш голос, мне не хватает уверенности… — Что ж, это понятно. Неизвестность страшит нас. Из-за своей робости, из-за страха перед неизведанным мы отказываемся от возможности избавления от страданий. Мы удлиняем наш путь к близким, которые так ждут нас, протягивая невидимые руки, убеждая нас словами, которых мы не слышим. Но ведь они приходят во сне, правда? — Да, сегодня мне опять снился Игорь. И мама с отцом. Мы все вместе гуляли по берегу какого-то озера… Мы были веселы, нам было так хорошо… — Вот видите! Они ждут вас! Наше тело — это лишь временное пристанище души, наша земная жизнь — период испытаний, потерь, утрат, разочарований. Период болезней, боли и страданий. |