Онлайн книга «Вы только не обижайтесь»
– Они сказали, мне придется заниматься всем этим дерьмом – думать, когда и где хоронить. Манч запихнула в машину белое белье, насыпала туда стирального порошка, который принесла с собой, и начала стирку, включив максимальный нагрев. – И когда будут похороны? Я бы хотела прийти. – У меня нет денег на похороны. Эта долбаная церемония стоит тысячи. – Что же теперь делать? – Копы сказали, что я должна подписать заявление об отказе, и тогда коронерская служба возьмет все на себя. – И ты его подпишешь? – А какая разница? Он ведь умер, так? И если я куплю большой дорогой гроб, я его все равно не верну. – А тебе скажут, где его похоронят? Я бы хотела отнести цветы на его могилу. – Дешевле его кремировать. – Угу, тут ты, наверное, права. – Манч перешла к мойке и начала мыть составленную в нее посуду. Она включила горячую воду – такую горячую, какую только выдерживали руки – и подставила под струю пальцы, потемневшие от въевшегося машинного масла. – Послушай, по-моему, лучше не говорить копам про то, что я заезжала к нему за малышкой, – сказала она. – С боровами я вообще ни о чем говорить не стану, – проворчала Лайза. – Ни о тебе, ни о брате. «Значит, ей что-то известно о Слизняке», – подумала Манч, оттирая твердые желтые потеки со дна кофейной кружки с отбитой ручкой, а вслух сказала: – Когда я видела Слизняка в последний раз, он намекал, что собирается сматываться куда-то. – Ему вечно на месте не сиделось. Манч вручила Лайзе посудное полотенце и мокрую тарелку. – Да, уж это точно. Сколько он пробыл в Орегоне? Лайза довольно долго смотрела на нее, не отвечая. Во взгляде ее читалась враждебность. Потом Лайза нехотя проговорила: – Достаточно для того, чтобы кое-кого разозлить. – Я разговаривала с Деб. – Манч решила выложить карты на стол. – Она сказала, что Слизняк стал осведомителем. Лайза вздрогнула. – Она тебе так сказала? Вот дрянь! Манч передала Лайзе следующую тарелку. Она совсем забыла, что Лайза была глубоко обижена на Деб: та как-то раз переспала с Лайзиным ухажером. Но, размышляла Манч, поскольку ни одна из них не осталась с тем типом, то какое это имело теперь значение? Да и что толку злиться друг на друга? Скорее надо было злиться на мужика! – А я сказала ей, что Слизняк никогда не стал бы даже разговаривать с копами. Лайза стремительно повернулась к ней. – Да кто ты, спрашивается, такая? Мы тебя сто лет не видели! Откуда тебе знать, кто и что стал бы при случае делать? – Она бросила посудное полотенце, потрясла опустевшую банку с пивом и открыла следующую. – Не суйся ты в дела, в которых ни черта не понимаешь! А то как бы тебе же не было хуже. Манч вытерла руки посудным полотенцем и протянула Лайзе детскую бутылочку. – Это куда ставить?.. Ты напрасно раскричалась. Я пришла сюда не ругаться с тобой – мне хотелось тебе помочь. – Да что ты говоришь? И кто это умер и завещал тебе место доброй волшебницы, а? – Уймись, Лайза! Мне сейчас тоже не сладко. Лайза запихнула бутылочку в шкафчик над мойкой и теперь сосредоточенно пыталась закрыть дверцу, пока оттуда не посыпались разнокалиберные пластмассовые банки и тарелки. Пусть катастрофа постигнет следующего, кто откроет шкафчик. – Эта подстилка Деб и вправду считает, будто она – горячая штучка, – прошипела она. – Нечего сказать, хороша! А уж этот ее сыночек-негритос!.. – Полегче! – бросила Манч, чувствуя, как в ней закипает ярость. Одно дело – ругаться, другое – переходить за черту. Лайза ступала на опасную почву, когда позволила себе принижать Буги. – Извини, – пробурчала Лайза. Она поспешно ретировалась в гостиную и принялась старательно искать сигареты, лежавшие на виду, на журнальном столике. Манч повернулась к плите. На горелках стояла гора грязных кастрюль и сковородок. – В пятницу с ним был какой-то тип, – заговорила она, сливая прогоркший жир из тяжелой сковороды в жестянку, извлеченную из мусорного ведра. – Длинные черные волосы и тюремная наколка на шее – молнии «Арийского братства». Не знаешь, кто это такой? – Нет, – ответила Лайза. – Точно? Она сняла крышку с кастрюльки и обнаружила, что в ней полно слипшегося комьями риса. – Тебе-то что до этого? Собираешься писать книгу? – ехидно спросила Лайза. – Брось, все уже кончилось. – Что значит – кончилось? – Манч вывалила рис в мусорное ведро и поставила кастрюльку в мойку отмокать. – Разве тебе все равно, что убийца ходит на свободе? – А что мы можем с этим поделать? В мире полно жоп, и нам с ними не справиться. – Она закурила, отправив обгоревшую спичку в банку из-под пива. – Кстати о жопах: завтра надо сходить в префектуру к той тетке, что выдает мне пособие. – Насчет чего? – Насчет племянницы. – Она выпустила струю дыма в сторону малышки. – Карен родила ее дома и даже не зарегистрировала рождение. Редкостная дура! Ведь чтобы получать пособие, надо доказать, что ребенок существует. В спальне упало что-то тяжелое, и тут же до них донесся детский плач. Лайза не сдвинулась с места. – Значит, ее рождение нигде не зарегистрировано? – переспросила Манч. – В том-то и дело! – Сделай мне одолжение, Лайза. Не отдавай пока малышку. Я буду привозить памперсы и еду. Дай мне немного времени – я придумаю, как поступить с ребенком. Она перешла в гостиную и остановилась над кроваткой Эйши. Малышка во сне улыбнулась. Манч погладила ее мягкую и теплую щечку. Каково это – растить ребенка? Справится ли она? В ее квартирке хватит места для детской кроватки и манежа. На те часы, пока она в мастерской, нужно будет найти хорошую няньку. – Лайза, ты завтра вечером будешь дома? – Конечно. Куда я могу деться? – Я постараюсь заехать после работы. – Как хочешь. Разумеется, гордость не позволяла Лайзе сказать «спасибо». Эйша вздохнула во сне и почмокала губками. Манч легонько прикоснулась к спинке девочки, надеясь передать ребенку свою уверенность в том, что все будет в порядке. «Не тревожься, я тебя не брошу». Уходя, она осторожно прикрыла за собой дверь. Не успела Манч выйти, как в дом через заднюю дверь ввалилось двое мужчин. Тот, что был повыше ростом, уверенно прошагал в гостиную и спросил у Лайзы: – Что ей тут понадобилось? Лайза посмотрела на второго мужчину, брюнета с татуировкой на шее. |