Онлайн книга «Карающая богиня, или Выстрел в горячее сердце»
|
– У меня есть одна вещь, принадлежащая госпоже Коваль, я должен вернуть ее, – и Кот впустил его. Марина сначала не могла понять, кто это вообще такой, она и видела-то его полтора раза за все время, и фамилия его ей ни о чем не говорила. Только когда он вошел в кабинет, где Коваль сидела с чашкой чая, забросив по привычке на стол ноги, до нее и дошло, кто это. – Чем обязана, господин подполковник? – холодно поинтересовалась Марина. – Я приехал, чтобы вернуть вам это… – смущенно пробормотал он, теряясь под пристальным взглядом, и протянул ей раскрытую ладонь, на которой лежала подвеска, тот самый черный бриллиант, что спас жизнь Коваль и отнял ее у Егора. – Я подумал, что вам дорога эта вещь… В синих глазах плеснул ужас, Марина даже отшатнулась от протянутой в ее сторону руки, но потом сумела прийти в себя. – Мне это не нужно! – отрезала она, хватая сигарету. – Можете оставить себе. Если это – все, то можете быть свободны. – Простите… я не хотел… – еще сильнее смутился подполковник, покраснев, как пацан. Марине вдруг стало стыдно – чем перед ней виноват этот приятный на вид человек: тем, что решил вернуть безделушку, не подозревая, как ей больно ее видеть? – Хотите кофе, господин подполковник? – произнесла она, стараясь сгладить свою резкость, и увидела в его глазах промелькнувшую радость. – Если можно… – Даша! – заорала Марина, и Ромашин вздрогнул от неожиданности. – Кофе свари, пожалуйста! Присаживайтесь, – указала рукой на кресло напротив. Он осторожно опустился в кресло, не сводя с нее глаз. – Что-то не так? – спросила она, устав от этого взгляда. – Что? Нет-нет, просто… Сколько вам лет, Марина Викторовна? – вдруг спросил он и испугался собственной смелости. – Простите. Можете не отвечать – я ляпнул глупость… – Тридцать четыре, – спокойно ответила она. – Я никогда не скрываю свой возраст. – Совсем молодая… – Для чего? – Для всего, что вам пришлось пережить. – Я привыкла. Даша принесла кофе на подносике, поставила перед подполковником, забрала у хозяйки пустую чашку. – Что-нибудь еще, Марина Викторовна? – Нет, спасибо, Даша, можешь идти. Воцарилось молчание. Коваль курила, Ромашин пил кофе, исподтишка разглядывая ее. Марина тоже изучала гостя. «Видный мужичок, надо признать, жалко только, что блондин и мент. Но наружность вполне приятная и располагающая. Женат, вон кольцо на пальце, и дети есть, наверное». – У вас есть дети, господин подполковник? – спросила Коваль, и он ответил честно: – Есть, два сына, но они уже взрослые. Можно мне называть вас по имени? – Пожалуйста, – пожала она плечами. – И вы тоже зовите меня по имени, хорошо? Меня зовут Александром. Внезапно он встал и, подойдя к ней вплотную, взял руку и поднес к губам: – Простите… Марина, я не должен делать этого, вам сейчас не до того, но нет сил удержаться – я голову потерял с тех пор, как увидел вас в казино… – Идите вон, господин Ромашин! – негромко, но очень зло и отчетливо произнесла Коваль. Он пошел к двери и обернулся на пороге: – Простите… Когда он ушел, на Марину вдруг напал приступ истерического хохота, и она покатывалась до тех пор, пока не пришел Женька, телохранитель недремлющий: – Что с тобой? – Ты не поверишь – у меня сейчас был начальник ГУВД, на колени падал! – она снова скорчилась от приступа смеха. – Я не могу – почему мужики такие уроды и придурки? Что вам всем вокруг меня – медом, что ли, намазано? – Погоди… – перебил Хохол. – Он к тебе приставал, что ли? – Не хватало еще! Я – и с ментом?! Западло, Женька! Если бы кто-то сказал ей, что ровно через два месяца она окажется в постели с этим самым ментом, пришла бы в ярость… Боль – она черного цвета, обволакивающая и ласкающая. Коваль осознала это на кладбище, приехав на сорок дней к мужу. И мрамор памятника не казался ей больше холодным, и место это не вызывало отрицательных эмоций, скорее – наоборот. Марина прижималась лицом к плите, чувствуя, как она теплеет от этого, как будто Егор отвечает жене. И традиционные белые розы не казались больше чем-то печальным – просто цветы, которые так любил муж… Наверное, все ее эмоции выплеснулись в тот раз, когда Егор инсценировал свою гибель, Коваль пережила шок тогда, два года назад, а сейчас приняла все как очередной удар судьбы. Хохол был единственным, кого утомляли эти поездки на кладбище – он не мог простить Малышу того, что он отнял Марину, и теперь она не подпускает его к себе. И вообще обходится без мужиков, что для нее равносильно подвигу. И с так идиотски забеременевшей Веткой никаких отношений она тоже не поддерживала, игнорируя ее. Да и сама ведьма со дня похорон Егора не звонила и не приезжала, жила у себя, а Маринин племянник Колька регулярно наведывался к ней и сообщал тетке последние новости. Как ни странно, он был не в курсе Веткиной беременности, хотя не исключено, что мог быть ее причиной. Почему та не говорила – Коваль не понимала. Сегодня, после посещения кладбища, Марина вдруг решила навестить подругу, но, когда сказала об этом Хохлу, тот взвился: – Опять началось?! – Тебя это не касается, – совершенно спокойно ответила Коваль, вставая с лавки и собираясь уходить. – Отойдите все, дайте с мужем попрощаться. Охрана отошла метров на десять и встала спиной к хозяйке, а та снова прижалась лицом к черной мраморной плите и прошептала: – Пока, Малыш… я скоро приеду опять, ты меня жди, хорошо? И помни – я люблю тебя, родной… Отряхнув перчатку от рыхлого снега, который здесь еще лежал, Марина вышла из оградки и пошла к машине. Усевшись на заднее сиденье рядом с мрачным Хохлом, она велела водителю ехать в город, в центр, где жила подруга. – Поедем домой! – попросил Хохол, но Коваль отрицательно покачала головой: – Нет, мне надо к Ветке. Ты стал слишком много позволять себе, Женя, мне это не нравится. – Мне тоже не нравится кое-что, – буркнул Хохол. – Например, то, что ты все время от меня бегаешь. Я что – совсем чужой тебе? – Нет. Но больше ничего не будет. – Почему? – Не хочу. Он замолчал и отвернулся, глядя в окно. Марина не обольщалась, что он поверил ей, но сказала то, что чувствовала – не хотела она его больше, все кончилось, перегорело. Если бы вдруг Хохол решил уйти, она расстроилась бы, но только потому, что привыкла к его присутствию, к тому, что он всегда мог защитить. Но не более того. |