Онлайн книга «Девушка из нежной стали»
Вика вытерла Степкину спинку, поправила на нем одежду и помогла обуться в ботиночки. Она старалась ни на кого не смотреть, пряча еле сдерживаемые, рвущиеся на свободу слезы облегчения. Где-то в глубине души она боялась: «а вдруг?..» замирало холодком под ложечкой. Она уверяла себя по миллиону раз в день, что Степка здоров, ну, а вдруг…, может, небольшое недомогание, положили же его в больницу! Да к черту недомогание! Она так боялась, что совершает непоправимую ошибку! Вика засунула этот предательский страх поглубже, чтобы не мешал видеть реальную картину, но он прорывался паникой, застилавшей мозг, стучал ужасом в голове – а вдруг! Ведь никто с того момента, как она подслушала тот разговор в туалете, и до сей минуты не сказал ей четко и с полной уверенностью: «Ты права, ребенок здоров, и все, что происходит, не плод твоего больного воображения!» Вике никто до конца так и не поверил! Ни мама, ни Олег Николаевич, ни Егор, ни даже этот суперчекист! Ей срочно надо побыть одной! Немедленно! Хоть пять минут! – Егор, где здесь туалет? – спросила она, прилагая максимум усилий, чтобы контролировать голос движения. – Идем ко мне в кабинет. Егор открыл дверь, пропустил Вику вперед. – Ты подожди нас здесь, – сказал он с порога. – Мне надо кое-какие распоряжения отдать, заодно я Степану покажу, где работаю и чем занимаюсь. Не дослушав его, Вика вошла в туалетную комнату и заплакала, сначала беззвучно, но, почувствовав, что нет у нее никаких сил больше сдерживаться, зарыдала. Она опустилась на колени, уперлась лбом в пол и рыдала, как никогда в жизни, от пережитого ужаса, от облегчения, от бессилия и злости. С той злополучной среды, когда врач в поликлинике сказала о Степкиной болезни, Виктория плакала только раз, от приступа паники, там, у дома, ночью. Вспомнив о том, что чуть не отвезла ребенка обратно, она взвыла, как волчица, и прижала ладони к губам, перекрывая выход этому страшному вою. Как, каким таким чутьем она сумела понять, что Степку надо спасать? Как, откуда взяла силы, решимость слушать только свой внутренний голос, свою интуицию и бежать, бежать, спасая ребенка?! Она рыдала, уже ни о чем не думая, давая выход всем страхам и ужасу от того, что могло бы быть сейчас, если бы она не курила тогда в туалете. – Господи, Вика, что с тобой?! Виктория почувствовала, как чья-то рука, обхватив за талию, резко подняла и поставила ее на ноги. Ее наклонили над умывальником, и в белое фарфоровое нутро ударила сильная струя холодной воды, обдавая свитер порцией брызг. Чья-то большая ладонь, зачерпывая воду, умывала Викино лицо. – Его бы сейчас уже оперировали! – отплевывалась она от воды, отворачиваясь от жесткой руки. – Вчера бы нас отвезли неизвестно куда, а сейчас его бы уже резали! Ее резко развернули, и Вика увидела Егора. Он прижал ее к себе и, поглаживая по спине, покачивая, успокаивал: – Ну, не оперируют же! Ты молодец, ты умница! Ты все правильно сделала! Ты такая молодец, Вика! Он обнял ее за плечи, вывел из туалетной комнаты, усадил в большое широкое кресло, стоящее возле низкого столика, достал платок и вытер ей лицо. – Посиди немного, я сейчас вернусь. Она кивнула, не слыша, что он говорит. Рыдания прошли, осталась какая-то гулкая звенящая пустота, дрожание рук и усталость. Вика даже не услышала, когда вернулся Егор, и обнаружила его присутствие только тогда, когда он, закатав ей рукав свитера, сделал укол. – Чем ты меня постоянно колешь? – спросила она, забирая у него ватку и прикладывая к месту укола. – Это успокоительное. – Мне нельзя успокаиваться. – Вика откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. – Мне надо в два часа позвонить Олегу Николаевичу, а вечером у нас «свидание» с Вениамином Андреевичем. – К тому времени действие лекарства пройдет, – пообещал Егор. – Где Степан? – Со старшей медсестрой, открыв рот, рассматривает хирургический инструмент. – Нам пора уезжать. – Сейчас поедете, я уже вызвал шофера. Ну, ты как? Вика открыла глаза и обнаружила Егора, сидящего напротив нее на стуле. – Я в порядке. Это так, от облегчения. – От облегчения так не рыдают, – не поверил он. – Бывает. Извини за сцену. В последнее время у меня слишком многое происходит в туалете, это настораживает и наводит на философские мысли, – попыталась пошутить она. – Мамочка! – влетел в кабинет возбужденный Степка, торопясь поделиться с миром своими открытиями. Он остановился с разбегу возле кресла, в котором сидела Вика, и растерянно захлопал глазами. – Почему ты плачешь? – У тебя, Степка, талант появляться неожиданно. Наверное, это с рождения, ты и тогда умудрился появиться не в срок, – рассмеялась Вика, целуя сына. – Что значит «не в срок»? – спросил ребенок. – Это значит, что ты должен был родиться раньше, но тебе было уютно, и ты решил не торопиться, – пояснила она. Вика только сейчас заметила, что в кабинете находится женщина в медицинской одежде, скорее всего, это и есть старшая медсестра. – Здравствуйте, – проговорила Вика, почувствовав неловкость за свое заплаканное, опухшее от слез лицо. – Здравствуйте, – ответила женщина и улыбнулась. – Егор Дмитриевич, машина ждет. – Спасибо, Мария Викторовна, – ответил Егор. Скрестив руки на груди, Егор смотрел в окно на «Волгу», увозящую Вику со Степкой. У него было много неотложных дел: через час назначена сложная операция, план которой надо бы еще раз продумать, перед этим обход больных и бумажная волокита, но Егор смотрел вслед уезжающей машине. Только увидев Вику скорчившейся на полу, рыдающей, зажав рот ладонями, чтобы никто не услышал, он понял, почувствовал, что она пережила. В один момент, как будто кто-то, причиняя боль, втолкнул эти знания ему в разум. Все скопом. Князев увидел полную картину: как Вика узнает о страшном диагнозе сына, как не может понять, откуда грянула беда, и обвиняет себя, что не досмотрела, проморгала страшный диагноз ребенка. Как подслушивает разговор медсестер, переживая и облегчение великое, и страх за жизнь Степки. Он словно увидел, как она пробирается по темным коридорам, ворует бумаги, вытаскивает спящего сына по транспортной ленте. Убеждает родных, меняет машины, находит человека, с которым не виделась так долго… Ей никто не поверил до конца, и он, Егор, сомневался, хоть и видел, что Степка не болен. Ведь понимал, что мальчик здоров, но ей не верил! Он не мог ответить себе на вопрос: сам бы он смог сделать то, что сделала Вика? Вот так отчаянно, с такой силой самообладания и решимостью? |