Онлайн книга «Всегда, всегда?»
|
– Есть такой, – спокойно сказала она и посмотрела на меня. – Ну так, думаете, чего я в воскресенье в форму вырядился? Пришел припугнуть вашего Булдыка. – Бесполезно, – сказала она. – Горбатого знаете что исправит? – Серьезно? Такой мерзавец? – Именно такой. – Говорят, там вся семейка как на подбор, – продолжал я, – старший сын сидит за грабеж, второй еще за что-то, да и дочь непонятно кто. – Почему непонятно? – спокойно возразила она. – Я и есть его дочь. Желтый листик ясеня кувыркнулся откуда-то сверху и застрял на ее плече в грубой вязке свитера. Мы молчали. Я понимал, что погиб, потому что этот пасьянс – баба с дедом, Маргарита, я, Надя и Булдык – никогда не сложится. Тут надо кого-нибудь изымать. Бедный дед, подумал я, это будет третий инфаркт, он не переживет. Надя опять подняла на меня измученные глаза и вдруг улыбнулась. – Вы так испугались, Саша. Что ж вы так испугались? Ну, идите, стращайте его, это ж ваша работа. Только учтите, что все действительно бесполезно. – Это не моя работа, – хмуро буркнул я, – меня попросили. В порядке общественной нагрузки. – А, – сказала она. – Ну, все равно. Идите. Я могу здесь постоять, чтобы не стеснять вас. – Да никуда я не пойду! – огрызнулся я. И мы опять обреченно замолчали. – Я люблю вас… – проговорил я, тоскливо глядя мимо нее, на окна школы. Мне было все равно, что она обо мне подумает, потому что со мной и так все было кончено. – Я не знаю, как это случилось, вы совсем не в моем вкусе, и вы мне, в общем, не нравитесь. Я вас люблю… Я все эти дни хожу и о вас думаю и повод придумываю, чтобы встретиться. У меня на работе черт знает какие неприятности, а я только о вас думаю. Я даже хотел пойти кровь сдать, чтобы вас увидеть. Она усмехнулась и проговорила: – Саша, Саша… Никакой перспективы. Я совершенное «не то». Вы хороший, порядочный мальчик. – Из хорошей семьи, – зло подсказал я ей. – Конечно, – упрямо продолжала она, – из хорошей семьи. Мне про вас Валентина Дмитриевна все рассказала… Как вас на кафедре оставляли, аспирантуру предлагали, а вы из каких-то донкихотских соображений… в милицию… – Это все ерунда, – перебил я ее, – главное – я могу ушами шевелить. – Я старше вас, – веско произнесла она. – Я знаю. Вы уже на пенсии, и у вас вставная челюсть. – У меня ребенок, – добавила она. – У меня тоже! Вы меня не переторгуете. Она вздохнула, наклонилась и сильно выжала в ведро тряпку. По всему было видно, что ей часто приходилось иметь дело с невменяемыми. – Саша… – грустно сказала она. – Все. Не морочьте себе голову. Выкиньте эту глупость из своей светлой головы. – Подняла ведро и, не оглядываясь на меня, вошла в подъезд. Я сидел на лавочке у подъезда и смотрел на акробатику падающих листьев. Куда их только не заносило… Так, ты готов, сказал я себе, иди домой. И действительно хотел подняться и идти домой, потому как ну что здесь высидишь? Но в эту минуту из подъезда вышла Надя, в тех же брюках и свитере, в той же косынке. Села рядом со мной, неторопливо раскатала засученные рукава свитера и, щурясь от солнца, сказала, как будто и не уходила: – А мне на днях ордер должны выдать. Будет у нас с Митькой квартира, свой дом, своя крепость. И заживем мы как боги – в покое и благодати. – А я? – спросил я. – А вы идите домой, Саша, – мягко сказала она. * * * – Ну, что? – с живым интересом спросила баба, открыв дверь. – Что он сказал, этот Булдык? – Сказал, что больше не будет. Дал честное пионерское. – Вот видишь, Саша, ты сегодня действительно сделал полезное дело, – серьезно и с увлечением продолжала баба, – если б все, что ты делаешь… – Баба, кончай классное руководство, – перебил я ее. – Не трогай меня, ладно? – Ладно, ладно, я понимаю, ты устал… Да, ты знаешь, что в нашем домоуправлении собираются организовать кружок «Государство и право»! Я поплелся мимо нее в детскую, снял форму, стал медленно натягивать домашнее. – И я подумала, что ты бы мог выкроить время и вести этот кружок. – Никогда! – отрезал я. – Лучше сдохнуть, чем втравиться в ваше жэковское мероприятие. И я же просил, баба, не трогать меня сейчас, хоть пять минуточек. – Кто тебя трогает! Я просто рассказываю. Я повалился на тахту, лицом в подушку. Баба села рядом. – Люська из третьего подъезда просила, чтоб ты помог ей картошку с рынка принести, все-таки зима на носу, а она одна. Я обещала, что ты обязательно поможешь… Я молчал, уткнувшись лицом в подушку. – Да! – воскликнула она обрадованно, словно вспомнила что-то важное. – Ты знаешь, почем литр теперь носит молочница молоко тете Соне? Я сел на тахте, отшвырнул подушку и заорал: – Я же просил! Можно меня оставить в покое?! Могу я полчаса пожить без твоих домоуправлений, люсек и тетьсонь? Имею я человеческое право подумать о чем-то своем? Вдруг мне тошно сейчас, вдруг мне не до твоей Люськи, может быть такое или нет?! – По пятьдесят копеек… – тихо, по инерции закончила баба, поднялась и, прежде чем прикрыть дверь, сказала с оскорбленным видом: – Негде котику издохти… В молодости дед несколько лет служил в Белоруссии, поэтому баба знает много белорусских словечек и поговорок. Я лежал и слышал, как пришла со двора Маргарита, с грохотом бросила в коридоре железные совок и лопатку, крикнула: – А где Саша? И баба ей ответила тем же оскорбленным голосом: – Вон твой Саша, в детской, ходит-ищет: «А где здесь у меня был пятый угол?» Маргарита ничего не поняла, погрохотала в коридоре фанерным своим ящиком с игрушками и опять хлопнула дверью – побежала во двор, к друзьям. Уже на лестнице слышен был ее пронзительный вопль: «Юсупка! Только попробуй своим проклятым самосвалом наезжать…» – и все затихло. Маргарита оракул и лидер всей дворовой малышни. В этом она не в меня и не в Ирину, а, наверное, в бабу с дедом. Потом пришел дед, и я слышал, как баба кормила его на кухне и они о чем-то тихо переговаривались. Зазвонил телефон. Я перевернулся на спину, протянул руку и снял трубку. Это звонил Гриша. – Ага. Ну, слушай, – не здороваясь, начал он. – Звонил я, значит, туда… – Куда? – тупо спросил я и сразу спохватился и выкрикнул: – Да, да! Слушаю! – Твой веселый действовал не один, их двое было… Товарные вагоны обчищали… Обходчик помешал, они его убрали… – Григорий говорил медленно, не договаривая, не называя, как водится, имен… – С кражей этой, квартирной, конечно, не было придумано заранее, но когда взяли – сориентировался и быстро сообразил… |