Онлайн книга «Спящий»
Шарль Малакар поднялся из кресла, уверенно, словно был зряч, взял со стола стакан с чаем и вернулся обратно. – К счастью, мало кто заподозрит в слепом старике сиятельного, – усмехнулся он. – Когда это началось? – Ты все пропустил? – Можно и так сказать. Рисовальщик понимающе усмехнулся. – Я чувствую, ты изменился, Лео. Что за дрянь ты употребляешь, морфий? – Морфий, – подтвердил я. – И, судя по сумбуру в мыслях, не колешься уже несколько дней? – Я не кололся, Шарль! – А я император Климент! – язвительно рассмеялся старик. – Просто больше месяца провалялся в больнице. Морфий давали для снятия боли. Шарль кивнул. – Тогда все ясно. – Он немного помолчал, потом все же решил ответить на мой вопрос: – Началось это, Лео, со смертью императрицы. В «Атлантическом телеграфе» вышла статья под заголовком «Последняя сиятельная империи», и хоть там больше восхваляли Викторию, красным пунктиром прошла мысль, что время сиятельных ушло. – Ты не читаешь газет. – Я слепой, но не глухой! Я все слышу. И посуди сам: Климент привечал сиятельных, за время его правления они нажили себе множество врагов. Виктория избавлялась от наследия супруга, но являлась гарантом стабильности сама по себе. Ну а теперь, поверь мне на слово, прольется кровь. Старая аристократия ненавидит сиятельных, механисты считают их пережитком прошлого, а остальные попросту желают запустить руку в чужой карман. Я приподнялся с кровати, оглядел погруженную в темноту комнату с пляшущими на потолке тенями и предложил: – Хочешь отсюда переехать? – Нет, Лео. Не хочу, – отказался старик и спросил: – Зачем пожаловал? Что надо вытащить из твоей памяти на этот раз? – Человека. – Ну хоть так! – хрипло рассмеялся старик, откашлялся и подошел к мольберту. – Сосредоточься, Лео. Сегодня у тебя в голове даже не каша, а самый натуральный студень. Я улегся обратно на кровать и постарался восстановить в памяти нашу случайную встречу с Шоном Линчем в вестибюле отеля. Но голова была тяжелой, мысли путались, и сосредоточиться на лице рыжего ирландца никак не получалось. На границе сознания клубились непонятные образы, Шарль ругался, сминал листы и кидал их в корзину. – Выпей чаю, Лео! – предложил он наконец. – Я заварил свой собственный сбор. Тебе понравится. Отказываться я не стал. Мы с рисовальщиком посидели и поболтали о какой-то ерунде, а потом Шарль подтянул к себе чистый лист и несколькими скупыми движениями набросал портрет Линча. – Извини, Лео. Это все, что я смог вытащить у тебя из головы. Завязывай с морфием. Я осветил лист керосиновой лампой и присвистнул. На этот раз слепой рисовальщик превзошел сам себя: редкие карандашные черточки удивительным образом складывались в знакомое лицо. Именно этого человека я видел у стойки портье в тот злополучный день. – Просто поразительно! – не поскупился я на похвалу. – Твои слова – как бальзам на душу, – рассмеялся Шарль, ушел в темный угол и зашуршал мешочками. – Я отсыплю тебе чаю, пей три раза в день. Станет легче. – Отлично! – улыбнулся я и, стараясь не шуметь, приподнял лампу и придавил ее основанием пару сотенных банкнот. А потом, повинуясь некоему наитию, взял из мусорной корзины один из смятых листов. Глаза, клыки, когти. Вертикальные зрачки, ехидный изгиб широкой улыбки, блеск загнутых лезвий. Чеширский Кот. Его я тоже узнал с первого взгляда, хоть жуткий монстр и нисколько не походил на благодушное животное с иллюстраций Джона Танниеля. – Держи, Лео! Я принял от рисовальщика матерчатый мешочек, убрал его в карман, затем осторожно сложил портрет подозреваемого и поднялся из-за стола. – Благодарю, Шарль. – Забери деньги, – потребовал рисовальщик. – Я слышал шуршание банкнот. – Тебе показалось, – не моргнув глазом соврал я, натянул реглан и подошел к входной двери. – Закрой за мной. – Пей чай! – напутствовал меня на прощанье Шарль Малакар. – Обязательно. Я вышел за дверь и по темным проходам отправился на поиски лестницы. Разговор о сиятельных оставил тягостное впечатление, поэтому правую руку я держал в кармане с револьвером, но никто в мою сторону даже не посмотрел. То ли вид был столь откровенно недобрый, то ли просто на сиятельного я со своими прозрачными глазами больше нисколько не походил. Броневик дожидался меня на прежнем месте. Я забрался в кузов и протянул листок Рамону. – Вот наш человек. Рамон Миро подсветил себе электрическим фонарем, неопределенно хмыкнул и попросил: – Напомни, как его зовут? – Шон Линч. И еще Рой Ллойд, но это точно вымышленное имя. – Проверим, – кивнул крепыш, карандашом записывая имена на обратной стороне листа. – Что теперь? – спросил я. Рамон с сомнением посмотрел на меня и потер подбородок. – Сейчас уже поздно, нужных людей на службе могу и не застать. Отвезти тебя домой? Я покачал головой. Альберт точно еще не вернулся с репетиции, Лилиана гостит у родителей, а с суккубом мне общаться не хотелось. – Нет, давай лучше в Императорский театр, – решил я. – Серьезно? В театр? – Угу. Завтра с утра позвоню, узнаю новости. – Как скажешь, – покачал головой Рамон и велел Тито трогаться с места. Здание Императорского театра поражало воображение приезжих своей монументальностью, мускулистыми фигурами атлантов портика и многочисленными мраморными статуями фронтона. В центре крыши возвышался купол башни с золоченым шпилем, который в ясную погоду был виден даже с отдаленных окраин. Коренные жители столицы этих восторгов в большинстве своем не разделяли и с пренебрежением именовали театр скворечником. Никто уже не мог точно сказать, по какой именно причине прижилось это уничижительное прозвище: то ли из-за напоминающей формой птичью клетку башни, то ли из-за обитавших внутри певичек. Попасть внутрь не составило никакого труда: под репетиции Альберту Брандту выделили полуподвальное помещение в боковом крыле, и основной своей задачей вахтер полагал выгонять артистов, костюмеров и рабочих сцены курить на улицу. Отследить посетителей суетливый дедок попросту не успевал. Само по себе репетиционное помещение показалось мне просторным, но не слишком ухоженным. Там я задерживаться не стал, уточнил у бежавшей по коридору полуголой девицы, где искать господина поэта, и отправился в указанном направлении. Стучавшей зубами от холода актрисе даже не пришло в голову поинтересоваться, кто я такой. |