Книга Слёзы Шороша, страница 159 – Братья Бри

– У меня с головой худо, вот я и оробел, – проскрипел он.

– Здравствуй, Семимес! Здравствуй, мой дорогой!

– Здравствуй, тётя… Фэлэфи.

Ребята переглянулись.

– Привет, проводник! – сказал Мэтью и помахал ему рукой (что-то помешало ему подойти и обнять того, кто несколько дней назад помог ему выжить, может, глаза Семимеса потеряли где-то по дороге то, что было в них тогда, в ущелье Кердок).

Семимес махнул ему рукой и вперил глаза в пол.

– Ну, садись на диван – я твою рану посмотрю, – предложила ему Фэлэфи.

Дэниел и Мэтью направились к двери.

– Ребятки, обед на кухне, – сказал им Малам. – Доброго вам голода и доброй беседы: соскучились, верно, друг по другу.

– Э! Кушайте – не спрашивайте, – неожиданно сказал Семимес. – Всё, что ни есть на столе, – для доброго голода.

– Спасибо, Семимес, – сказал Мэтью, радуясь неожиданному повороту от не очень-то приветливого взгляда к приветливому слову. – А ты присоединишься к нам?

– Мы тебя подождём, – подхватил Дэниел.

– Поем, – ответил Семимес и обратился к Фэлэфи: – А ты поешь со мной, тётя? Я тебя подожду.

– Спасибо, дорогой мой. И я с тобой и твоими друзьями чайку попью, – с улыбкой ответила Фэлэфи.

– И козьего молока, – добавил Семимес. – В козьем молоке много здоровых свойств.

– И чашечку козьего молока, – потрафила его радушию Фэлэфи.

– И этих… лепёшек отведаешь, хочешь – сметанных, хочешь – черничных.

– Так уж и быть, дорогой мой. А теперь давай-ка я раной твоей займусь.

Дэниел и Мэтью вышли из гостиной.

Семимес старательно поправил волосы (а то вдруг какая-нибудь упрямая прядь помешает тёте Фэлэфи разглядеть рану) и подался вперёд, выставляя лоб напоказ.

– Вот, меня корявырь ударил.

Фэлэфи осмотрела рану и осторожно потрогала её пальцами.

– Семимес, дорогой, скажи-ка мне: когда корявырь ударил тебя, ты сразу лишился чувств?

– Да, тётя Фэлэфи, и всё от меня спряталось, как будто я умер.

– А когда очнулся, голова болела?

– Так болела, что я хотел боль из неё вынуть. Но разве её вынешь?

– Голова вся болела, или только место, куда тебя корявырь ударил?

Семимес призадумался… и ответил, опустив глаза:

– Вся-вся болела… И здесь, и здесь, и здесь…

После того как Семимес обтыкал пальцем свою голову, Фэлэфи промыла рану тулисом. Потом достала из своего лукошка прозрачный пакетик (сделанный из безмерника), а из него – зелёный листок какого-то растения. Листок был размером с хорошую ладонь (прямо как у Семимеса), и она разорвала его вдоль напополам.

– Я приложу к твоей ране лист нэриса. Он вытянет из неё всю что ни на есть заразу, – объяснила она Семимесу. – Он липкий, я прилеплю его ко лбу и голову перевязывать не стану. Три дня походишь так, не снимая его. Можешь волосами прикрыть, и будет почти незаметно.

– И вся что ни на есть зараза уйдёт из головы прочь.

Фэлэфи тронуло это «из головы», и она рассмеялась.

– Что смеёшься, тётя Фэлэфи? – Семимес подозрительно посмотрел на неё.

Фэлэфи положила свою руку на его и мягко сказала:

– Вся зараза уйдёт прочь, только не из головы, а из раны.

– А вот ум вернётся в голову, да?

– Да, дорогой мой. Но сначала я проверю руками, что с твоим умом стряслось.

– Ладно.

Фэлэфи встала, подняла руки (ладонями вниз) над головой Семимеса и принялась медленно водить ими… В то самое мгновение, когда она тревожно взглянула на Малама и покачала головой, Семимес, почуяв неладное, проскрипел, тихо, но напряжённо, внушительно:

– Говори вслух… тётя Фэлэфи.

– Так тому и быть, Семимес. Вместе будем чуждое из тебя изгонять: я руками, а ты желанием своим, желанием прежнего себя вернуть.

При этих словах Семимес сначала задрожал всем телом, а потом согнулся и весь сжался. Малам, заметив это, подошёл к нему и погладил его по голове.

– Сынок, не прячься. Фэлэфи поможет тебе, и снова всё будет хорошо. Главное, что ты дома.

– Главное, что я дома, отец, – согласился Семимес. – Просто у меня с головой худо, вот я и спрятался.

– Семимес, дорогой, послушай меня. Разум твой при тебе остался, но только кто-то злой и очень сильный околдовал тебя. Твою голову, твоё лицо будто закутали в колдовской кокон. И теперь ты – и Семимес, и немножко не Семимес. Я буду каждый день приходить к тебе и слой за слоем снимать этот кокон. А ты помогай мне… волей своей, она у тебя сильная. Договорились?

– Договорились, тётя Фэлэфи.

– Ну, а теперь чаем меня потчуй, как обещал. А как попьём чаю, скажешь мне, сегодня начнём от колдовского кокона освобождаться или завтра.

Семимес задумался… и сказал:

– Через три дня начнём, тётя Фэлэфи.

Малам и Фэлэфи переглянулись в недоумении.

– Почему же через три, сынок? – спросил Малам.

– Через три дня зараза из раны уйдёт.

– Так тому и быть, – сказала Фэлэфи, понимая, что, потеряв три дня, она приобретёт в Семимесе куда большего помощника, чем теперешний.

…Только все пожелали друг другу доброго голода и Семимес потянулся за облюбованным им куском морковно-грибной запеканки, раздался стук в дверь.

– Видно, Лутул не утерпел – пришёл, – сказала Фэлэфи.

– А я думаю, Савасард с Гройоргом. Я их сегодня во сне видел, – сказал Мэтью.

Малам, уже поднявшийся из-за стола, чтобы пойти открыть дверь, возразил ему:

– Савасарду с Гройоргом рано. Могу сказать лишь то, что нынче они в безопасности, хотя путь их пролегает по опасному проходу.

Мэтью и Дэниел переглянулись. Малам, заметив вопрос, застрявший меж ними, пояснил:

– Надёжного спутника приобрели они себе и через два-три дня прибудут.

– Прорвались! – тихо воскликнул Дэниел, глаза его заблестели от счастья.

– Вот это новость! – радостно сказал Мэтью и взглянул на Семимеса: что скажет тот?

– Помнил, да забыл, – проскрипел Семимес. – У меня с головой худо.

– Пойду посмотрю, что за новость к нам в дом так настойчиво просится.

Малам прошёл в переднюю и открыл входную дверь.

– Деточка, что стряслось?! – воскликнул он, увидев Лэоэли.

– Здравствуй, Малам. Мне Фэлэфи нужна. И все вы нужны! – сказала она, волнуясь.

– Здесь, здесь она. И все, кого в голове держишь, здесь. Проходи, Лэоэли.