Онлайн книга «Пятая Салли»
– Вы полагаете, что разума, образованности и гордости довольно для того, чтобы быть полноценным человеком? – А разве не так? Роджер в стремлении убедить Нолу простер к ней руки. – Полноценная человеческая личность помимо разума и гордости обладает эмоциями, испытывает сексуальное влечение, способна сопереживать. Есть и другие признаки человечности, которых вам, Нола, недостает. Я не уничтожу вас, не бойтесь. Я помогу вам стать человеком. Того, что свершится здесь, не достичь посредством умных книг, фильмов из категории «не для всех», изобразительного искусства и классической музыки. Скажу вам честно, Нола: вы нуждаетесь в слиянии с остальными альтерами и с Салли не меньше, чем они нуждаются в слиянии с вами. – Я подумаю. – Разумеется. В вашем распоряжении целые выходные. Можете посоветоваться с остальными, а можете принять решение самостоятельно. Если согласитесь, мы проведем слияние в понедельник. Роджер попрощался с Нолой, не загнав ее во мрак и не выпустив Салли. * * * Мы пришли к молчаливому соглашению дать Ноле оторваться в эти выходные. Я внушила остальным, что это, пожалуй, будут последние ее два дня, и все меня поддержали. Не мешать Ноле в субботу и воскресенье – только справедливо. И Нола принялась отрываться. По-своему, конечно. Вот это был кошмар. В пятницу до ночи Нола слушала Бетховена и Баха. Я чуть не рехнулась. Потом подумала: наверное, чтобы принять решение, Ноле нужна особая музыка, и терпела молча. В субботу Нола ходила в музей Современного искусства и в Метрополитен-музей, а вечером – на тоскливую, занудную, затянутую, всю такую артхаусную пьесу для высоколобых. После пьесы ужинала в одиночестве во французском ресторане. Нола заказала эскарго, и я заинтересовалась, что бы это могло быть. Когда блюдо принесли, меня чуть не стошнило. Я достаточно намучилась, привыкая, по милости Нолы, к устрицам и моллюскам, но чтобы улитки!.. Брр! Впрочем, если честно, улитки на вкус оказались совсем неплохи. Однако кошмарнее всего было воскресенье. Позавтракав бейглом с копченым лососем, Нола целый день читала «Нью-Йорк таймс». От первой страницы до последней! Можно подумать, ей в жизни больше такого счастья не выпадет! Короче, ад кромешный, а не выходные. Впрочем, даже после десяти полос «Нью-Йорк таймс» Нола не определилась. К вечеру на нее напала хандра, она даже начала думать о самоубийстве. Тут я по-настоящему испугалась. Никогда еще Нола не была такой удрученной. Она то представляла, как сигает с крыши, то прикидывала, не проще ли перерезать вены. Потом ей на ум пришел стих какой-то Дороти не то Перкер, не то Паркер [24], и Нола принялась смеяться. Типа, что за дурацкий выбор – распрощаться с собственной индивидуальностью или с самой жизнью. Измучившись, Нола полезла в шкафчик за снотворным, но я, слава богу, еще на прошлой неделе подсуетилась спустить таблетки в унитаз. Тогда Нола уселась за стол, взяла лист бежевой писчей бумаги, которую сама покупала, и принялась писать. «Мой разум противится слиянию. Быть иль не быть, спрашиваю я себя, однако гамлетовский вопрос пустячен в сравнении с моей дилеммой. Речь не о бытии либо небытии; речь о том, чтобы стать другой личностью – или умереть. Честно говоря, для меня предпочтительнее второй вариант. Знаю, это эгоистично. Проблема осложняется новой информацией: покончив с собой, я покончу со всеми остальными. Умереть, уснуть. Уснуть! И видеть сны, быть может… Но! Какие сны приснятся в смертном сне? И куда девать вот этот страх чего-то после смерти? Так трусами нас делает раздумье…» [25] Пока Нола писала, у нее было странное ощущение. Нет, депрессия никуда не делась, только теперь Нола смотрела на себя как бы со стороны, прекрасно осознавая, что впадает в слезливую сентиментальность. Ощущение прогрессировало, и настал момент, когда Нола как бы отделилась от себя, воспарила и увидела свое тело за письменным столом. Нола повернула голову. Позади нее стоял некто. Лицо было размыто, Нола не различала даже, мужчина это или женщина. Волосы до плеч, на голове – индейская плетеная повязка, фигуру скрывает белое одеяние, пышное и легкое, как облако. – Кто ты? – спросила Нола. – Я – твой помощник. – Что-то я тебя не помню. – Я существую совсем недавно. – А сейчас зачем ты здесь? – Чтобы ты не причинила себе вреда. – Я имею право сама распоряжаться собственной жизнью. – Жизнь – не твоя собственная, и ты это знаешь. Ты ведь уже думала об ответственности перед остальными. – Что мне делать? – Послушайся доктора Эша. Он хороший человек. И мудрый врач. – Этот хороший человек хочет уничтожить меня, слить с безмозглыми созданиями, которые он почему-то – вероятно, от большого ума – называет моими альтерами. – Верь доктору Эшу. То, что он намерен сделать, не уничтожит тебя. Твоя жизнь порой достигает больших высот благодаря твоему разуму, но это пустая жизнь. Разум – еще не все. Отказываясь от слияния, ты обедняешь себя. Единственный выход – сдаться. Пожертвовать своей индивидуальностью ради большой цели. – Помоги мне. Я не умею сдаваться. – Умеешь. Только не хочешь вытащить это умение наружу. А я могу лишь направлять тебя. – Тогда направь. Мне страшно. Фигура шагнула к Ноле. Вспыхнул свет, и вдруг фигура как бы слилась с Нолой, будто фокус навели. Больше Нола уже не видела очертаний помощника отдельно от себя. – Теперь ты убедилась, дитя мое, это совсем не больно! – Убедилась. Кстати, я по-прежнему чувствую себя – собой. Значит, и после слияния будет именно так? – Да, именно так. Нола села на стул, задумалась. Ей вспомнилась статья одного калифорнийского психиатра. В ней, в статье, тоже нечто подобное было описано. – То есть ты – внутренний я-помощник? – Я помогаю всегда, когда во мне нуждаются. – Ты тоже – альтер? – Нет. В отличие от вас четверых, я не отдельная сущность. Я лишь выполняю функции помощника и защитника. Я одновременно пребываю в тебе и во вселенной, а появляюсь только тогда, когда в этом есть необходимость. – Сейчас как раз такой момент. Научи меня, что делать. – Доктор Эш говорит, решение должна принять ты сама, причем без всякого давления со стороны. Я могу лишь поддержать тебя, чтобы тебе достало сил сделать правильный выбор. |