Онлайн книга «Ледокол»
|
В коридоре бригада столкнулась с доктором Акуловым. — Так, это кто у нас и откуда? — притормозил он. — Поступил срочный вызов — женщине на улице стало плохо, — доложила врач. — Пока не диагностировали, но подозрение на… — Ах, это вы, — узнал Акулов Галину. Та еле заметно кивнула. Выглядела она неважно: бледное лицо, фиолетовые губы, покрытый испариной лоб. Доктор ощупал ее живот, послушал пульс. И укоризненно покачал головой: — Я же вас предупреждал. — Предупреждали… — прошептала она. — Что же мне с вами делать?.. — А вы отдайте меня молодым практикантам. Пусть они роды и примут. — Что? — переспросил Акулов. — Я все понимаю… Вы — профессор. Знаменитость… Если я не справлюсь — у вас возникнут проблемы. Поэтому отдайте меня практикантам. Троечникам. Им же неудача со мной ничем не грозит. Жестом он велел медбрату, чтобы тот перемещал роженицу к лифту. Затем нажал на кнопку вызова, помог завезти каталку в кабинку и, стоя рядом, мрачно и укоризненно посмотрел на женщину. Потом вздохнул, что-то про себя решив: — Вы сегодня что-нибудь кушали? — Нет. — Хорошо… Муж ваш где? — Он моряк. Полярник. Сейчас в дрейфе у берегов Антарктиды. — Координаты его напишите. И остальных родственников тоже. — Зачем? — Попытаемся родить, — хмуро ответил Акулов. — Если не справитесь, то… — Понимаю, — кивнула Галина. — Чтобы тело забрали. Кабинка остановилась. Двери разошлись в стороны. — В операционную, — приказал профессор. Каталка поехала в конец коридора, где светилась надпись «Не входить! Идет операция». Вскоре надпись потухла. Это означало, что одна операция завершилась и в недрах операционного блока началась подготовка к следующей… * * * Кромсая носом поврежденные края полыньи, «Михаил Громов» заканчивал циркуляцию, разворачиваясь в обратную сторону — курсом на айсберг. На мостике происходила деловая суета: Петров сосредоточенно смотрел вперед, Тихонов подкручивал штурвал, Еремеев прокладывал на карте курс, Банник торчал на крыле мостика и наблюдал за соприкосновением льдин с бортом. До айсберга оставалось меньше мили. Петров подошел к переговорному, взял микрофон и вышел в эфир: — «Четырнадцать, сто тридцать», ответьте «Громову». — «Громов», «Четырнадцать, сто тридцать» отвечает, — послышался напряженный голос Кукушкина. — Как обстановка? — Без изменений. Направляйтесь правее айсберга. — Ясно, обходить айсберг будем с северо-запада. — Правильно поняли. — «Четырнадцать, сто тридцать», интересуют ваши действия. Когда планируете посадку — до прохода нами айсберга или после? Посовещавшись с Севченко, пилот доложил: — «Громов», мы будем контролировать ваш проход с воздуха. Посадку планируем сразу после прохода. — Топлива на борту достаточно? — Пока с запасом. — Понял вас. Двигаюсь к айсбергу… Отключив связь, капитан повернулся к Баннику: — Пора. Кивнув, второй помощник поднял воротник куртки, подхватил переносную радиостанцию и направился к выходу… * * * Галину довольно быстро приготовили к операции и перенесли на операционный стол. Вскоре рядом появился Акулов — в хирургической спецодежде, в маске и очках, в медицинской шапочке, полностью закрывающей волосы. Только на руках пока не было стерильных перчаток. — Как себя чувствуете? — справился он. — Нормально, — прошептала женщина. — А где практикант? — Какой еще практикант?.. — устало поморщился он. — Буду принимать сам. Надеюсь, вы не против? Галина нащупала его теплую ладонь и легонько сжала слабыми пальцами. — Спасибо… Доктор сухо кивнул. Дав указание ассистентам, он удалился заканчивать подготовку. Первым приступил к работе анестезиолог: пропунктировал периферическую вену, прослушал работу сердца и легких, поднес к лицу Галины маску и попросил спокойно через нее подышать… Спустя несколько минут над дверью операционной загорелась надпись: «Не входить! Идет операция». Сознание постепенно покидало Галину. Последнее, что она запомнила — склонившиеся над ней лица людей в марлевых масках… * * * При всех странностях жесткого характера Валентин Григорьевич Севченко был практически идеальным мужем. Не пил, курил редко, в любимой Галине души не чаял. Всегда и всюду, если не был занят на судне, появлялся вместе с супругой. Так ведь нередко происходит, когда на работе у человека проявляются одни черты, а в домашней обстановке — совсем другие. От проживающих по соседству подруг и знакомых Галя не раз слышала о запредельной строгости мужа, о его требовательности и нетерпимости к разгильдяйству. Но, во‑первых, как-то не очень в это верилось — ведь с ней он всегда был добр, нежен и ласков. А во‑вторых, будучи тоже любящей и верной супругой, она обязана была его защищать от грязных слушков и нападок. — Полагаю, на флоте по-другому нельзя, — спокойно отвечала она на завуалированную критику Валентина. — Если ваши мужчины хотят возвращаться домой из рейсов живыми и здоровыми — пусть терпят. Все в их семье складывалось замечательно и ровно. И чувство у них было настоящим и сильным. И отдельную благоустроенную квартиру Севченко получил, еще не став капитаном — 12 лет назад с жильем в Балтийском пароходстве было попроще. И денег на мебель, технику и одежду вполне хватало — Валентин зарабатывал неплохо, да и Галина без дела не сидела. Вот только с рождением ребенка как-то не заладилось. Поначалу было не до детей: работая третьим, да и вторым помощником, Валентин не вылезал из рейсов и ремонтов, а Галя попросту боялась, что одна не справится. Когда же вопрос дозрел, вдруг оказалось, что у нее проблемы по женской части и, чтобы забеременеть, нужно долго и серьезно лечиться. Несколько лет ушло на поиски хороших врачей и лечение, прежде чем они услышали долгожданное: «Все в порядке. Теперь дело за вами…» И все равно Галине не удалось забеременеть сразу. А когда все получилось, ей уже исполнилось 42. — Затянули вы, милочка, — сказал на приеме все тот же врач. — Тяжело вам придется рожать. Вы готовы рискнуть? Супруги переглянулись. Они давно все решили, но уверенности не было. Был страх. Она боялась за будущего ребенка. Он боялся и за ребенка, и за нее. |