
Онлайн книга «Время предательства»
![]() – Ну что ж, тайна разгадана, – сказал Габри. – Я направляюсь в бистро. Вы идете, Мегре? – После вас, мисс Марпл, – расшаркался Оливье. Рут, проворчав что-то, встала. Она уставилась на пакет, потом на Гамаша. Он кивнул ей, а она – ему. Только после этого они с Розой ушли. – Между вами двумя, кажется, появилась телепатическая связь, – сказала Клара, глядя на старую поэтессу, которая медленно шла по заснеженной тропинке с уткой в руках. – Не хотела бы я, чтобы она копалась в моей голове. – Ее нет в моей голове, – заверил ее Гамаш. – Но я часто думаю о Рут. Вы знаете, что ее стихотворение «Увы» было написано после смерти Виржини Уэлле и посвящено ей? – Нет, – ответила Мирна. Держа шапочку в руке, она смотрела на Рут, которая остановилась, чтобы дать хоккеистам указания или словесную трепку. – Ведь это благодаря ему Рут стала знаменитой? Гамаш кивнул: – Думаю, после этого она так и не пришла в себя. – Из-за того, что стала знаменитой? – Из-за того, что чувствовала себя виноватой, – объяснил Гамаш. – Из-за того, что она заработала на чьей-то беде. – «Но кто тебя обидел так, / что ран не залечить, / что ты теперь любую / попытку дружбу завязать с тобой / встречаешь, губы сжав?» Мирна прошептала слова стихотворения, глядя на Розу и Рут, которые, опустив голову, шли сквозь снег к дому. – У нас у всех есть свои альбатросы, – сказала она. – Или утка, – заметила Клара и присела возле кресла подруги. – Ты как, ничего? Мирна кивнула. – Хочешь побыть одна? – Всего несколько минут. Клара поднялась, поцеловала Мирну в затылок и вышла. Но Арман Гамаш остался. Он дождался, когда закроется дверь в бистро, потом сел на стул, освобожденный Рут, и взглянул на Мирну. – Что-то не так? – спросил он. Мирна надела шапочку. Вязаная вещица сидела на ее голове, как голубой пузырь. Мирна сняла шапочку и передала старшему инспектору. Гамаш внимательно разглядел ее и положил себе на колено. – Ее связали не для вас, да? – Да. И она не новая. Гамаш заметил, что шерсть потертая, немного выцветшая. Увидел он и еще кое-что. Внутри шапочки была пришита маленькая метка. Гамаш надел очки и поднес шапочку к глазам, так что грубая шерсть чуть не коснулась его носа. Надпись практически не читалась – маленькие буквы почти совсем затерлись. Гамаш снял очки и протянул шапочку Мирне: – Как вы думаете, что тут написано? Она посмотрела, прищурилась и наконец сказала: – «МА». Старший инспектор кивнул, бессознательно вертя в руках очки. – «МА», – повторил он и посмотрел в окно затуманенным взглядом – пытался увидеть то, чего там не было. Идею, мысль. Цель. Зачем кому-то понадобилось пришивать буквы МА к шапочке? Он знал, что подобные же метки пришиты и к другим шапочкам, найденным в доме Констанс. На шапочке Констанс был изображен олень, а на метке стояли буквы МК. Мари-Констанс. На шапочке Маргерит была метка «ММ» – Мари-Маргерит. У Жозефин – «МЖ». Гамаш посмотрел на шапочку в своей руке. МА. – Может быть, это шапочка их матери, – предположила Мирна. – Наверное, так. Она связала по шапочке всем дочкам и одну для себя. – Но шапочка слишком маленькая, – возразил старший инспектор. – Люди в те времена были низкорослые, – сказала Мирна, и Гамаш кивнул. Справедливое замечание. В особенности относительно женщин. Квебекцы и по сей день оставались миниатюрными. Гамаш снова посмотрел на шапочку. Могла ли она прийтись впору взрослой женщине? Не исключено. У Констанс были причины хранить ее как единственное напоминание о матери. Существовала всего одна фотография дома пятерняшек. Однако у них имелось нечто гораздо более ценное. Шапочки, связанные руками матери. Каждой по шапочке и одна для себя. А что она вшила внутрь? Не свои же инициалы. Нет, конечно. Когда родились девочки, она перестала быть Мари-Ариетт и стала мамой. Ма. Может быть, они все-таки нашли ключ к Констанс. А может быть, даря шапочку Мирне, Констанс давала ей понять, что расстается с прошлым. С тем, что терзало ее душу. Знали ли Констанс и ее сестры, что родители вовсе не продали их государству, что девочки фактически оказались экспроприированными? Может быть, Констанс в конце концов поняла, что мать ее любила? Не этого ли альбатроса она всю жизнь носила на шее? Не какое-то ужасное зло, а ужас, пришедший с пониманием (слишком запоздалым), что никакого зла в ее отношении никто не совершил? Что ее любили? «Но кто тебя обидел так, что ран не залечить?» Может быть, ответ на загадку пятерняшек и Рут был прост. Все, что с ними произошло, они сделали сами. Рут – написав свое стихотворение и приняв на себя бремя вины в том, в чем не была виновата. А пятерняшки – поверив лжи и не признав родительской любви. Старший инспектор снова посмотрел на шапочку, покрутил ее в руках, пригляделся к рисунку. – Как шапочка может быть ключом к ее дому? – спросил он. – Изображение ангела вам о чем-нибудь говорит? Мирна посмотрела в окно на деревенский луг, на игроков в хоккей и отрицательно покачала головой. – Возможно, оно ничего и не значит, – сказал старший инспектор. – Почему олень, или сосны, или снежинки? Все это просто веселые символы зимы и Рождества, которые мадам Уэлле вывязала на шапочках своих дочерей. Мирна кивнула. Она мяла в руках шапочку и смотрела на счастливых ребятишек на замерзшем пруду. – Констанс говорила, что они с сестрами любили хоккей. Они составляли команду и играли против других детей в деревне. Хоккей был любимым видом спорта брата Андре. – Я не знал, – удивился Гамаш. – Я думаю, они все купились на веру в то, что брат Андре – их ангел-хранитель. Отсюда и шапочка, – сказала Мирна. Гамаш кивнул. В архивных документах было много упоминаний о брате Андре. Обе стороны взывали к благодатной памяти, которую оставил по себе святой. – Но зачем ей понадобилось дарить мне шапочку? – спросила Мирна. – Чтобы рассказать о брате Андре? Неужели шапочка и есть ключ к ее дому? Не понимаю. – Может быть, она хотела от нее избавиться, – сказал Гамаш, вставая. – Может быть, это и есть цель – порвать с легендой. Может быть, может быть, может быть. Нет, так следствие не ведут. И время истекало. Если преступление не будет раскрыто к тому времени, когда Брюнели, Николь и он сам вернутся в школу, то оно не будет раскрыто никогда. |