Онлайн книга «Карниз»
|
Он наотмашь влепил ей пощечину. Ия вскочила. Отвечать было бесполезно. Папочка ничего не понимал и дико озирался по сторонам. То, что зрело в нем с детства, нарывало, томилось, разбуженное алкоголем, изливалось наружу. Клетчатая скатерть устилала стол, заставленный стаканами, заваленный объедками. Игра достигла своего абсолюта. На Ию смотрела не женщина, а обезумевший пьяный мужик. – Давай, давай, скажи, что я – дерьмо! – выл он. – Не говори, не говори! – дергали ее Понтий и Люсьен, пытаясь усадить. – Я тебе покажу, ты меня на всю жизнь запомнишь! Никто не заметил, как в руке Папочки оказался кухонный нож. Самый длинный. Ия села, и в следующий миг Папочка размахнулся. Она поняла, что это – нож и это – размах, и даже успела смириться, что на лице ее теперь будет красоваться шрам, как будто рассекли его надвое саблей. Ия не сомневалась, что ударит он именно ее, и увернуться не пыталась – не успела бы, сидели они рядом, колено в колено, а спину подпирал холодильник. Лезвие мелькнуло перед ее носом. Понтий закричала. Люсьен вскочил и метнулся к окну, как будто хотел выпрыгнуть. Папочка согнулся и хлюпнул. Из его живота торчала рукоять ножа. – Вот, видишь, что мы с тобой наделали, – сказал он по-детски жалобно, и даже как будто протрезвев. – Я люблю тебя, ты это знаешь? Они бегали и кричали. Ия плохо помнила эти минуты, но бегали они организованно и кричали по делу. Нож вынул Люсьен. Понтий зажимала сочащуюся кровью рану. Вызвали «Скорую», но первой приехала милиция. Кавказская овчарка важно, будто с осуждением, прошла по коридору. – Ага, – кивнул оперуполномоченный, оглядев стол. Милиционеров зашло несколько. Они о чем-то спрашивали Ию, один долго писал, попросил расписаться. Он положил лист бумаги себе на колено, и она, не глядя, подмахнула его. Приехала «Скорая». – Ага, – сказал врач, оглядев рану. – Коридор узкий, тут с носилками пока развернемся. Папочку положили в простыню и понесли вниз по лестнице. Ия побежала следом. Кровавые следы тянулись с кухни по всей квартире. – Кто вы ей? – спросили в «Скорой». – Подруга. – Подругам нельзя. – У нее никого нет. Наверное, она говорила еще что-то. Ее пустили внутрь. Следом попыталась пролезть Понтий, но была высажена. – Куда? – крикнула она вслед машине, уже включившей мигалки. – В Валериановскую! – крикнули ей в окно. – Дальше не довезем! Они неслись по ночному городу. Шел снег. Папочка просил пить, говорил слабо и обещал умереть. Ию подташнивало, когда они тормозили на светофорах и срывались с места вновь. Врач сидел рядом с носилками, на которые Папочку уложили уже в машине. Он был невозмутим и немногословен, но все же поинтересовался: – Харакири-то вы зачем себе сделали, позвольте узнать? Да еще накануне Нового года! – Это из-за нее, – пожаловался Папочка, показывая пальцем на Ию. – Я знаете как ее люблю. Врач кивнул, показывая, что удовлетворен ответом. Как будто каждый день отвозил в больницу женщин, сделавших себе харакири из-за других женщин. Ия плакала, отвернувшись к окну, и пыталась унять правую ногу, которая независимо от ее воли тряслась, как от разрядов тока, будто хотела пойти в пляс. Приемный покой встретил их безлюдьем, хотя люди все-таки имелись. Это были сидевшие на полу бомжи. Они сосредоточенно копошились в своих одеяниях, не обращая внимания на входящих. Между каталок ходили два облезлых серых кота и терлись о металлические ножки. Дежурного врача на месте не было, и вообще врачей там не оказалось. Словом, приемный покой встретил их безврачебьем. – Мы не можем ждать, бумаги на столе оставим, – сказал врач «Скорой». – Уже передали на отделение. Оттуда хирург придет. Ждите! Ия металась от каталки к выходу и обратно. Папочку было не оставить, он стонал и звал Ию прощаться. Через десять минут к ним подбежала Понтий, приехавшая следом на такси. Папочка, почти протрезвевший от страха, лежал на каталке, сложив руки на груди, и таращил глаза. Ия оставила его с Понтием и побежала за помощью. Опрос бомжей результатов не дал. Где искать врача, они не знали. Несколько лежащих на каталках старушек безжизненно шелестели губами. Ия ничего не разобрала, но догадалась, что и они не прочь получить медицинскую помощь. Она выбежала на улицу и наткнулась на двух молодых санитаров, куривших у входа. – Где врач? – крикнула она. – Спросите что полегче, – ответили они. – Ждите, придет. – Нам в хирургию надо, – разревелась она и протянула по бумажке. В следующую минуту санитары уже разворачивали каталку к выходу. – Направление со стола возьмите, – крикнул один на бегу. Ия бежала рядом и придерживала Папочку. Позади, шумно вздыхая, топала Понтий с нарядом на госпитализацию под мышкой. Каталка подпрыгивала и дребезжала. Было морозно, но холод не чувствовался. – Оставьте меня! – ныл Папочка. – Положите на землю, как Распутина! Санитары послушно остановились. – Вы кого слушаете! – закричала Ия. – Она пьяная, не видите, что ли! Быстрее! У входа в корпус санитары сказали, что лифтеру тоже надо дать. Дали лифтеру и оказались в затхлом гробу больничного лифта. Папочка и тут просил его оставить, потому что место вроде самое подходящее, лучше уж тут, чем в операционной. От него отмахнулись и вбежали в какой-то коридор на каком-то этаже, который и оказался хирургией. Там пили чай, радовались предновогоднему затишью и о поступившей больной не слышали. Ия путано объяснялась. Ее усадили, накапали в чашку чего-то успокоительного, взяли у Понтия документы. Папочка плакал и прощался с Ией, говорил: – Ну вот и все. Она комкала его руку. Каталку подхватили уже другие санитары и увезли. Вскоре медсестра вынесла им одежду, поставила на пол тяжелые ботинки с квадратными носами. Посмотрела на них, на ботинки, покачала головой и ушла. Они с Понтием привалились друг к другу, застыли и сидели так долго, часа, наверное, два. Рядом с наряженной новогодней елкой в холодном прокуренном коридоре. Когда стало казаться, что пытка ожидания никогда не закончится, из операционной вышли два врача: пожилой, толстый, и молодой, тонкий. Ия подскочила и закружила на месте, боясь пойти следом. – Сиди, я сама все узнаю, – вызвалась Понтий и пошла за ними. На пороге ординаторской она замешкалась. – Деньги у тебя есть? Мало ли что… – Мелочь я санитарам раздала, а есть – вот! – Ия протянула ей конверт с тринадцатой зарплатой, которую им платили на работе. |