Книга Я выбираю свободу!, страница 74 – Дарья Кузнецова

— У нас — да, — она пожала плечами, — но примерно за неделю до вашего появления пришел эшелон с ранеными с линии фронта. Надеюсь, уж теперь-то — точно последний эшелон. Кроме того, ты не хуже меня знаешь, что не все можно вылечить магией и, главное, не все можно вылечить быстро. Особенно когда целители работают на износ и нужно экономить каждую каплю силы.

— Извини, я неправ, — признал тихо.

— Справедливости ради стоит сказать, что и я не во всем права, — вздохнула Тилль. — По-хорошему, вполне можно было и не запускать себя до такой степени и, как ты мудро тогда заметил, обойтись без папирос. Наверное, это некий протест. Достаточно глупый протест.

— Против чего? — растерянно уточнил я.

— Наверное, против смерти. — Целительница неопределенно пожала плечами и бросила на меня странный взгляд. Но развить тему мы не успели, потому что добрались до цели.

Поднялись по витой, когда-то очень красивой лестнице, на второй этаж, прошли по короткому темному коридору и оказались в достаточно просторной светлой комнате. Пригласив меня «чувствовать себя как дома», Тилль извинилась и куда-то выбежала, а я огляделся.

Хм. Наверное, это можно назвать коротко — «докатился», если комнату четыре на пять метров я уже называю просторной.

Но последняя мысль вызвала разве что иронию.

Просторной комната казалась исключительно ввиду скудости обстановки. Кровать в углу ненамного шире больничной койки, на окнах — старые занавески, пыльные и залатанные. Вплотную к одному из подоконников пристроился большой старый сундук, в простенке между окнами — широкий прямоугольный стол, накрытый неожиданно свежей и аккуратной вышитой скатертью, в углу — полупустой шкаф с книгами.

На стуле, стоящем у изголовья кровати, неожиданно обнаружился портрет, который я взял, чтобы рассмотреть поближе, и с удивлением обнаружил на нем широко известную кривоухую физиономию с бесшабашной ухмылкой. Я растерянно качнул головой и вознамерился поставить изображение обратно, но не успел — вошла хозяйка комнаты.

Увидев, чем я занят, она отчего-то смутилась и, быстро сгрузив на стол поднос, направилась ко мне с явным намерением портрет отобрать.

— Извини, я здесь давно уже не была, не подумала убрать.

Я не стал сопротивляться, спокойно вернул вещь, но задумчиво проговорил:

— Значит, не слухи.

— О чем ты? — настороженно уточнила Тилль, пряча портрет в сундук.

— Достоверных сведений о женщине в его окружении не было, но ходили слухи о некой особе, к которой он неравнодушен, — спокойно пояснил я. Целительница смешалась, отводя взгляд, а я осторожно привлек ее к себе.

— Эта серьга в ухе что-то значит? — уточнил тихо.

— Это намек на обручальные браслеты, — смущенно проговорила Тилль мне в грудь, не решаясь поднять голову. — Я и забыла о ней уже, настолько привыкла.

— Значит, тот протест против смерти…

— И протест, и папиросы, — со вздохом согласилась она. — Это его привычка. Мне казалось, так он становился чуть ближе. Глупо.

— Ты… любила его? — все-таки сумел задать этот вопрос. Постарался, чтобы голос звучал спокойно, но я всегда был плохим лицедеем, и недовольство все-таки проскользнуло.

— Ревнуешь? — с непонятным выражением спросила она, продолжая прижиматься ко мне.

— Ревную, — признал очевидное. Глупо ревновать к мертвецу, я прекрасно это понимал. Понимал, но — ничего не мог с собой поделать. Хотелось вырвать память из ее сердца, сжечь и развеять пепел, чтобы ни с кем не делить любимую женщину даже в мелочах.

Но я также понимал, что делать это нельзя ни в коем случае. Нельзя давить, ругать, требовать — потому что тогда мертвец победит.

Несколько секунд мы помолчали, а потом Тилль заговорила.

— Знаешь, почему он так гордился этим ухом и принципиально не хотел его лечить? — неожиданно уточнила она. Видимо, мое молчаливое недоумение было достаточно красноречивым, потому что другого ответа ждать не стала. — Это напоминание о том, во имя чего он сражался. Ир получил от отца за то, что вступился за женщину, которую тот чуть не убил.

— Владыка, конечно, был не самым приятным типом, — задумчиво возразил я. — Да что там, редкой падалью. Но упрекнуть его в жестокости по отношению к женщинам сложно, в этом он всегда оставался нормальным светлым. Как ни странно, все его многочисленные жены уходили за Грань без его участия, это даже я признаю.

— Ну да, — нервно хмыкнула она. — К эльфийкам он, может, и относился бережно, но заступился Ир за человеческую женщину.

— Поучительно, но какое это имеет отношение к предыдущему разговору?

— Самое прямое, — вздохнула Тилль. — Если отбросить вопросы совести, даже если бы он был жив, я все равно выбрала бы тебя. Потому что его приходилось делить со всем миром, для него на первом месте стояла все-таки идея, а потом уже я и друзья. А ты ради меня готов отказаться от этого самого мира. Понимаю, это чудовищно эгоистично, но ничего не могу с собой поделать. Меня, наверное, оправдывает только тот факт, что я тоже готова отказаться от всего, лишь бы ты был рядом. — Она слегка отстранилась, чтобы заглянуть мне в глаза, ласково провела ладонью по щеке, от подбородка к виску и дальше, зарылась пальцами в волосы. — Люблю тебя. Очень люблю!

Самым лучшим ответом на эти слова мне показался поцелуй. Глубокий, нежный, долгий и вполне красноречивый.

А ревность… думаю, я сумею удержать себя в руках и дождаться, пока чужое лицо сотрется из ее памяти само собой благодаря времени. Главное, у меня есть неоспоримое преимущество перед этим соперником: я рядом с Тилль и могу помочь ей забыть прошлое.

— Там чай остынет, — предупредила она, когда я отстранился, чтобы подхватить ее на руки.

— Ну уж подогреть воду мне сил хватит, — насмешливо фыркнул в ответ, направляясь с ценной ношей к кровати.

Тилль

— Все будет хорошо, — уже не в первый раз тихо проговорила я.

— Ты успокаиваешь меня или себя? — со вздохом уточнил Бельфенор.

— Обоих. Я, думаешь, не волнуюсь? Я ей номинально без пяти минут мама, а при этом на полвека моложе, — проворчала недовольно. Стихийник насмешливо хмыкнул, покрепче прижимая меня к себе.

На широкой платформе, новенькой и чистой, встречающих хватало. Некоторых ждали родные, остальных — официальные представители городских и государственных властей, возглавляемые Валлендором.

Присутствовал и эль Алтор со своими пациентами. К его внуку и двум малолетним преступникам присоединился и тот мальчишка-вещевик, присланный на заклание от светлых. Подробно о его проблемах менталист не рассказывал, но и так было понятно: никому не нужный сирота, с раннего детства живущий у каких-то дальних родственников, не может вырасти абсолютно благополучным и счастливым существом.