Онлайн книга «Снежное сердце»
|
Она вновь стучала в эту скрипучую дверь, обитую допотопным дерматином. Ей открыла пожилая женщина, стройная, с волнистыми седыми волосами, забранными назад пластмассовой гребенкой. – Добрый день, – улыбнулась Дана. – Я завуч в Мишиной школе. А вы его бабушка? – Да, – низким прокуренным голосом ответила женщина и посторонилась. – Проходите. Обувь можете не снимать. Я еще не мыла. В комнате сидел Миша и рисовал. Очевидно, это было его единственным любимым занятием и развлечением. – Здравствуйте, – первым поздоровался Миша и покраснел. – Здравствуй, Мишенька! – вырвалось у Даны. Надо взять себя в руки и перейти на официальный тон, подумала Дана и обратилась к Мишиной бабушке. – Меня зовут Дана Михайловна. – А меня Софья Прокопьевна. Присаживайтесь вот на этот стул. В наступившей паузе стало слышно тяжелое астматическое дыхание пожилой женщины. Дана вдруг осознала, что Миша в скором будущем может остаться полным сиротой. – А вы, собственно, по какому вопросу? – с достоинством спросила Софья Прокопьевна. – Я? У Миши отставание по математике… – А-а, понятно. Вы лучше скажите вашей Антонине Георгиевне, чтобы она индивидуально подходила к своим ученикам. У Миши художественные наклонности, талант, можно сказать, а она требует невозможного. Зачем ему пятерка по математике, когда можно и четверкой обойтись? – Но у него двойка… – Да? Под пристальным бабушкиным взглядом Миша сник и отложил карандаш. – Вот я и хотела позаниматься с ним, чтобы исправить двойку, – заторопилась Дана, проклиная себя за болтливость. – И где вы будете заниматься, здесь? – Можно у меня. – А-а, так это про вас Миша рассказывал? Вы из школы искусств? – Да. – Но при чем тогда математика? – У нас такая политика. Ребенок не должен заниматься искусством в ущерб основной школе. – Надо же, какая забота, – усмехнулась Софья Прокопьевна. На Дану напала злость: она еще насмехается, алкоголичка несчастная! Небось минуты считает до того момента, как бросит внука и помчится в винный отдел. – Софья Прокопьевна, нам бы поговорить тет-а-тет. Пусть внук посидит на лавочке у подъезда. – Миша, иди погуляй. Оставшись одни, женщины долго молчали. Дана подыскивала нужные слова, а Софья Прокопьевна безразлично смотрела в окно. На ее отекшем морщинистом лице трудно было прочесть хотя бы что-то, о чем она думала в это время. – Я закурю, не возражаете? – для проформы спросила она, вынимая из кармана пачку сигарет. – Пожалуйста. – Что же вы молчите? – щурясь от дыма, пробасила хозяйка. – Я ищу подходящие слова, – созналась Дана. – Но лучше прямо. Ведь так? – Ради бога. – Мишу скоро заберут в детдом? – Пусть только попробуют. – Они и спрашивать не станут. – А мы уедем. – Куда, если не секрет? – Так я вам и сказала. – Вас все равно найдут. Пойдете за пенсией, и ваша конспирация закончится. – Хм. А вам-то что за печаль, не пойму? Вы без году неделя завучем, а уже лезете во все дыры. – Это моя работа. – Эти, из опеки, которые тут околачиваются, тоже работают. Работнички, кузькина мать! – Кстати, мне она тоже не понравилась. В зеленом пуховике. – А-а, Жерякова! Та еще сука! Ничего, господь все видит. – Софья Прокопьевна, отдайте мне Мишу! Сердце Даны забилось с такой силой, что она невольно прижала ладонь к левой груди. Так и сидела, ожидая своей участи. – Что, сердечко шалит? – кивнула на ее руку Мишина бабка. – Нет, это от волнения. – У моего мужа тоже сердце слабое было. Умер в сорок шесть лет. И дочь схоронила недавно. А сама вот живу. Никому не нужна, а живу зачем-то. – А Миша? – Я ведь пью. Разве вам Жерякова не сказала? – Сказала. Я усыновлю Мишу. Воспитаю его и дам образование. Возможно, он станет художником. – Не возможно, а точно станет. Взгляните сюда. Нагнувшись под стол, Софья Прокопьевна что-то искала в старом чемодане. Выпрямившись, она подала Дане пухлую папку, перетянутую резинкой. В папке лежали Мишины рисунки. И вновь Дана сделала открытие. Да еще какое! Это были не детские каракули с домиками и солнечным кругом на небе, а вполне зрелые, своеобразные работы, наполненные глубоким смыслом, говорящие о большом предназначении их автора. Потрясенная, она долго перебирала альбомные листы с изображением людей, животных, природы и космоса. – Я подумаю над вашим предложением, – услышала она голос хозяйки. – А? Да, пожалуйста, подумайте. Но я бы очень хотела… – Он уже замерз. Я позову его домой. – Можно, я сама? – Идите. Только не сильно надейтесь. Если я брошу пить, мы прекрасно обойдемся без чужой помощи. Я мечтаю побывать на его первой персональной выставке. Муж у меня был художником в доме культуры, писал афиши и всю жизнь мечтал о выставке. Но не сбылось. А Миша… Он другой. У него получится. Я вижу. Ладно, зовите внука. * * * Комнату для проведения музыкально-литературных вечеров отремонтировали довольно быстро. Дана попросила Илзу и Марию помочь ей в мытье двух огромных итальянских окон. Вооружившись ведрами, тряпками и стремянками, они с энтузиазмом взялись за работу. Стояли солнечные дни, хотя по утрам на земле долго не таял иней. Густая синева высокого неба и освещенные солнцем крыши домов создавали иллюзию бесконечности теплых дней. Но близкая зима уже обдавала своим студеным дыханием, сковывала первым льдом небольшие лужи, гнала на юг припозднившихся перелетных птиц. Девушки, ободренные и этой синевой, и солнцем, и какими-то своими тайными мечтами, щебетали как те птицы, весело и беззаботно. Кто-то предложил спеть, и они дружно затянули романс Рощина из фильма «Разные судьбы». Почему ты мне не встретилась, юная, нежная… Каждая из троих вкладывала в этот романс свой смысл и личный опыт. Дану немного коробило содержание романса. Перед глазами возникал Шполтаков и плотоядно улыбался. Тряхнув головой, она прогнала ненавистное видение, и представила Олега. Но и эта картинка не радовала. А вдруг он поет своей Рынкиной: «Ты еще моложе кажешься, если я около»? С трудом дождавшись окончания романса, она предложила спеть другой, «Глядя на луч пурпурного заката» – любимое произведение Даниного отца. |