Книга Нулевое досье, страница 52 – Уильям Гибсон

На Войтеке был кардиган, собранный из пяти или шести разных доноров: один рукав гладкий бежевый, другой в клетку, – поверх шелковой рубашки поло, тоже бежевой, с избытком перламутровых пуговиц. И очки в суровой стальной оправе.

Милгрим поставил сумку на прилавок.

– Много времени это займет?

– Если ничего не найду, десять минут. Оставьте его.

– Я лучше подожду.

Войтек нахмурился, потом пожал плечами:

– Вы думаете, я ставить туда свое.

– Вы это делаете?

– Некоторые делают, – сказал Войтек. – ПиСи?

– Мак. – Милгрим расстегнул сумку и достал ноутбук.

– Поставьте на прилавок. Я запрусь.

Войтек вышел из-за прилавка. На нем были серые войлочные тапки, похожие на ноги плюшевого зверя. Он задвинул щеколду на двери и вернулся.

– Ненавижу «эйры», – весело произнес он, переворачивая ноутбук и беря маленькую, очень дорогую с виду отвертку. – Морока вскрывать.

– Что это за блоки? – Милгрим кивнул в сторону стеллажей.

– Компьютеры. Настоящие. Из колыбели.

Войтек без всяких видимых усилий снял нижнюю панель ноутбука.

– Они ценные? – спросил Милгрим.

– Ценные? Какая истинная ценность?

Он надел очки-лупы в прозрачной оправе.

– Об этом я вас и спрашиваю.

– Истинная ценность. – Светодиоды на оправе осветили нутро ноутбука. – Вы оцениваете романтику в деньгах?

– Романтику?

– Эти компьютеры – исходный код. Эдем.

В магазине были и более старые механизмы, некоторые в деревянных корпусах, запертые в очень солидной и наверняка дорогой стеклянной витрине высотою под два метра. Один, похожий на старинную пишущую машинку, был в деревянном футляре. С внутренней стороны открытой крышки Милгрим разобрал нанесенную по трафарету надпись: «ЭНИГМА».

– Это оно, да?

– Это до Эдема. Шифровальная машина «Энигма». Которую победил Алан Тьюринг. Рождение Эдема. Еще на продажу американский военный шифратор «эм-двести-девять-би» в оригинальном брезентовом чехле, советская «эм-сто-двадцать-пять-три-эм-эн» «Фиалка». Карманный русский трансмиттер, ламповый, с кодером и телеграфным ключом. Интересуетесь?

– Что значит трансмиттер?

– Вбиваете сообщение, шифруете, отправляете морзянкой с нечеловеческой скоростью. Завод пружинный. Тысяча двести фунтов. Сотрудникам «Синего муравья» двести долларов скидка.

Кто-то постучал в дверь. Молодой человек с длинной косой челкой. В махровом халате. Он гримасничал от нетерпения. Войтек положил макбук на поролоновый коврик с логотипом Amstrad и, не снимая светящихся очков-луп, пошел открывать дверь. Молодой человек в халате – который при ближайшем рассмотрении оказался очень тонким, очень мятым кашемировым плащом, – не глядя на Войтека, быстро прошел через магазин и исчез в двери (Милгрим прежде и не видел, что там есть дверь).

– Паскуда, – бесстрастно объявил Войтек, запер дверь и вернулся к макбуку.

– Ваш сын? – спросил Милгрим.

– Сын? – Войтек наморщил лоб. – Это Чомбо.

– Чомбо?

– Геморрой. Кошмар. Бигенд. – Войтек поднял макбук и теперь яростно всматривался в него с расстояния в несколько дюймов.

– Бигенд – геморрой? – Такой взгляд не был для Милгрима новостью.

– Чомбо. Живет здесь на моей голове. Я устал месяцев считать. – Он постучал по тоненькому маку отверткой. – Ничего сюда не добавили.

И принялся быстро привинчивать нижнюю панель обратно. Милгрим чувствовал, что злость придает движениям Войтека отточенную быстроту, и надеялся, что тот злится на расхристанного Чомбо, не на него.

– И это всё? – спросил Милгрим.

– Всё?! Моей семье с ним жить.

– С моим компьютером.

– Еще софт почекить. – Войтек достал из-под прилавка обшарпанный «Делл» и проводком подключил к макбуку. – Пароль есть?

– Локатив, – сказал Милгрим и повторил по буквам. – Строчными. Точка. Один.

Он подошел к витрине, чтобы получше разглядеть «Энигму».

– Налет времени добавляет цены?

– Что? – Светодиодные огоньки на очках сверкнули в сторону Милгрима.

– Если они потерты. Видно, что ими пользовались.

– Вообще-то, – ответил Войтек, глядя поверх очков, – дороже всего, когда муха не сидела.

– А это?

Черные шестерни с акульими зубами, диаметром как донышко пивной бутылки. На каждой двузначные числа, в которые втерта белая краска.

– Для вас как трансмиттер – тысяча фунтов.

– Я имел в виду, для чего они?

– Для шифрования. Положение роторов меняли каждый день, на отправляющей машине и на принимающей.

В дверь коротко стукнули, звякнул колокольчик на лилейной ножке. За стеклом стоял водитель, который вез Милгрима из Хитроу.

– Заколебали, – обреченно произнес Войтек и пошел открывать.

– Анализ мочи, – объявил водитель, показывая бумажный пакет.

– Гадство, – сказал Войтек.

– Мне надо будет воспользоваться вашей ванной, – сказал Милгрим.

– Ванна? У меня нет ванны.

– Уборная. Туалет.

– Там. Где Чомбо.

– Ему надо будет смотреть. – Милгрим кивнул на водителя.

– Знать не хочу. – Войтек постучал в дверь, за которую ушел Чомбо. – Чомбо! Людям в сортир надо!

– Идите нахер, – отозвался приглушенный дверью голос Чомбо.

Милгрим подошел к двери (водитель следовал за ним по пятам) и попробовал ручку. Дверь открылась.

– Нахер, – рассеянно повторил Чомбо.

Он сидел перед несколькими экранами посреди чудовищного разгрома в дальнем конце помещения – куда более обширного и темного, чем ожидал Милгрим. На экранах горели столбики цифр – или букв, Милгрим точно не видел, но решил, что скорее цифр.

Маленькую фанерную уборную освещала голая лампочка под потолком. Водитель бы туда не поместился, так что он просто остался стоять в открытой двери. Милгрим взял у него бумажный пакет, открыл, достал целлофановый гермопакет, открыл его, вытащил баночку с синей крышкой. Оторвал бумажную пломбу, свинтил крышку и расстегнул ширинку.

– Козлы ссаные, – пробормотал Чомбо без тени иронии.

Милгрим вздохнул, наполнил баночку, завинтил крышку, допи́сал в грязный унитаз, убрал баночку в гермопакет, гермопакет – в бумажный, отдал его водителю и вымыл руки холодной водой. Мыла он не нашел.

Когда они выходили, Милгрим видел отражение ярких экранов в глазах Чомбо.