Книга Нулевое досье, страница 81 – Уильям Гибсон

– Сюда, пожалуйста, – сказал он и повел их к лифту.

Милгрим внезапно понял, что в мотоэкипировке чувствует себя крупнее, основательнее. В лифте он как будто занимал больше места. Стоял прямее обычного, держа шлем миссис Бенни перед собой с некоторой даже церемонностью.

– За мной, пожалуйста.

Булавочные Полоски провел их через несколько очень тяжелых самозакрывающихся дверей. Темно-зеленые стены, короткие коридоры, мрачные акварельные пейзажи в вычурных золоченых рамах. Он остановился перед дверью, выкрашенной еще более темно-зеленой, почти черной краской, с большой бронзовой цифрой «4», привинченной двумя медными болтами. Постучал по косяку бронзовым дверным молотком в виде женской руки, держащей сплюснутый шар. Один раз, уважительно.

– Да? – Голос Холлис.

– Это Роберт, мисс Генри. Они пришли.

Лязгнула цепочка. Холлис открыла дверь.

– Здравствуйте, Милгрим, Фиона. Заходите. Спасибо, Роберт.

– Не за что, мисс Генри. Доброй ночи.

Они вошли. Рука Фионы, без перчатки, скользнула по руке Милгрима.

Он заморгал. У него за спиной Холлис закрывала дверь на цепочку. Милгрим в жизни не видел такого гостиничного номера, и Холлис была в нем не одна. На очень странной кровати лежал мужчина, темноволосый, со взъерошенной короткой стрижкой. Его спокойно-сосредоточенный взгляд чуть не включил у Милгрима тот механизм распознавания полицейских, который среагировал на Уинни в Севн-Дайлс.

– Вы, стало быть, Милгрим. Я о вас наслышан. Меня зовут Гаррет. Уилсон. Извините, что не встаю. Нога побаливает. Приходится держать ее на весу.

Он полулежал на подушке, втиснутой в готическую арку из двух мамонтовых бивней – или не бивней, а чего-то костяного, изогнутого. Рядом стоял открытый ноутбук. Одна нога мужчины, который представился Гарретом, покоилась на трех дополнительных подушках. Над ним висела непомерно большая клетка, наполненная, если Милгрима не обманывали глаза, стопками книг и кукольными прожекторами.

– Гаррет, это Фиона, – сказала Холлис. – Она вывезла меня из Сити.

– Отличная работа. И наш оператор дрона в придачу, – добавил Гаррет.

Фиона улыбнулась:

– Привет.

– Я отправил Войтека модернизировать один из них.

– Мы его видели, – сказала Фиона.

– У него не было тазера, теперь будет.

– Тазера?

– Чтобы вооружить аэростат. – Гаррет пожал плечами, улыбнулся. – У нас очень кстати оказался под рукой.

– Какой вес?

– Семь унций.

– Думаю, это снизит высоту подъема.

– Безусловно. И скорость. Но производитель сказал, что летать все равно будет. Хотя и не так высоко. Он ведь серебристый, да? Майларовый?

– Да.

– Думаю, нужен деформирующий камуфляж. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, – ответила Фиона, хотя Милгрим ничего не понял. – Но ты ведь знаешь, что я буду управлять другим дроном?

– Знаю, конечно. Ящик поставили?

– Да. И у меня новые аморты.

– Что такое аморты? – спросил Милгрим.

– Амортизаторы, – ответила Фиона.

– Давайте я вам помогу, – сказала Холлис, забирая шлем сперва у него, затем у Фионы. – У вас красивый пиджак, – добавила она, когда Милгрим вылез из обтягивающей нейлоновой куртки.

– Спасибо.

– Садитесь, пожалуйста, – продолжала Холлис.

Напротив кровати стояли два полосатых кресла с высокой спинкой. Милгрим сел в одно, Фиона – в другое, Холлис – на кровать и взяла Гаррета за руку. Милгриму вспомнилось утро в Париже.

– Вы спрыгнули с самого высокого здания в мире, – сказал он.

– Да. Хотя, к сожалению, не с самого верха.

– Я рад, что все обошлось благополучно, – сказал Милгрим.

Холлис улыбнулась ему.

– Спасибо, – ответил Гаррет и сжал руку Холлис.

Кто-то дважды легонько постучал в дверь. Костяшками пальцев, не молоточком.

– Это мы, – произнес голос за дверью.

Холлис спустила ноги с кровати, встала и открыла дверь. Вошли двое: очень красивый молодой человек и не очень красивая девушка. В руках у нее была старомодная сумочка из черного кожзаменителя. Милгрим предположил, что они оба индийцы, хотя он довольно плохо в таком разбирался. Зато он точно видел, что девушка – готка. Ему до сих пор не случалось встречать готов с индийской внешностью, но уж если где такие и водятся, подумал он, то, конечно, в Лондоне.

– Чандра, моя двоюродная сестра, – сказал молодой человек.

На нем были очень узкие, замысловато протертые черные джинсы, черная рубашка поло и большая, по виду очень старая мотоциклетная куртка.

– Очень приятно, – ответила Холлис.

Чандра смущенно улыбнулась. У нее были прямые черные волосы, огромные карие глаза, разнообразный пирсинг в носу и ушах и черная губная помада. Наряд напоминал форму сестры милосердия девятисотых годов, только с черным фартуком вместо белого.

– Чандра и Аджай. Фиона и Милгрим, – представила Холлис. – Чандра, это Гаррет.

Аджай глянул на Милгрима.

– Трудновато будет, – с сомнением произнес он.

– Сбоку набрызгаем маскировочным спреем. Которым лысину прячут. У меня с собой есть. – Она глянула на Милгрима. – А вообще, Аджаю давно надо подстричься, так что спасибо вам.

Аджай провел руками по волосам, по-военному коротким на висках, густым и пушистым от темени до затылка.

– Отрастут, – сказал Гаррет с кровати. – Милгрим, не могли бы вы снять штаны?

Милгрим глянул на Фиону, потом снова на Гаррета. Вспомнил Дзюна в «Танки & Тодзё».

– Верхние, – уточнил Гаррет. – Аджаю надо понять, как вы двигаетесь.

– Двигаюсь, – повторил Милгрим и встал.

Потом снова сел, нагнулся расшнуровать ботинки.

– Нет, нет, – сказала Фиона, поднимаясь с кресла. – Для этого молнии есть.

Она опустилась перед ним на колени, расстегнула футовые молнии по внутреннему шву бронированных штанов.

– Встань.

Он подчинился. Фиона расстегнула толстую пластмассовую молнию на его ширинке, с хрустом отлепила липучки и потянула штаны вниз. Милгрим почувствовал, что густо краснеет.

– А теперь просто вышагни из них, – сказала Фиона.

Аджай с выражением стоической муки на лице сидел на том, что Милгрим назвал бидермейеровским табуретом ^[51], в ярко освещенной кафельной ванной среди разложенных на полу полотенец. Чандра аккуратно состригала его густые темные волосы. Милгрим «двигался», как велено; Аджай, когда вспоминал, принимался изучать его походку. Чандра тоже периодически замирала с ножницами в руке, смотрела на Милгрима и вновь начинала стричь. Холлис ждала неизбежного вопроса.