
Онлайн книга «Миленький ты мой»
— Я? — вздрагивает, на морде сплошное неудовольствие. — Нет! Ни-ко-гда! Процедуры разные — да… Но хирургия? Ни разу! Всегда моя мумия полоскалась сама, по часу сидела в ванной. А тут вдруг однажды: — Лида, простите!.. А вы не могли бы… помочь мне помыться? — Да, разумеется, Лидия Николаевна! «Спасибо за честь! Вот уж и к телу! Ох, как растут мои акции». Вхожу в ванную. Стоит раздетая. Боже мой! Как это ужасно! Старое, дряхлое тело… Реки вен на ногах. Кривые суставы — как корни у дерева. Закостенелые бугры позвонков. Раздутые артритом колени. Груди тощие, пустые, словно крепко, безжалостно выжатые лимоны. Кожа дряблая, серая, в желтизну. Сухая, как высохший лист. В мелких чешуйках и жабьих наростах… Я гребую ею! Но… в какую-то секунду меня посещает сопливая жалость… В горле встает сухой и твердый комок, который я никак не могу проглотить. Мне жалко ее? Эту ленивую и гнусную дрянь? Всю жизнь прожившую за чужой спиной? Нет, так не будет! Я знаю, что я должна испытывать к ней! Я мою ее и отворачиваюсь — мне противно. Чужая старуха, поломавшая всю мою жизнь… Господи, да разве она в этом виновата? Я все понимаю, но… Полины Сергеевны уже нет… Как и кому я могу отплатить? Иногда на нее нападают приступы жадности. Например, вдруг ее заедает на квартирных счетах: «Слишком много начислено за воду. Вы что, Лида, льете ее без счету! Вы понимаете, что у нас счетчик? Идите в ЖЭК и разберитесь!» Я начинаю объяснять: «Вы купались. Смена постельного и большая стирка. Мытье окон — тоже вода». Нет, мотает головой и требует разобраться. «Раньше у меня таких счетов не было!» — твердит как заведенная. Раньше! А раньше ты стирала и мыла окна? Мыла с мыльной пеной ковры? Стирала шторы? Купалась, как положено, а не как ты могла? Раньше сама готовила и мыла посуду? Господи, я плетусь в ЖЭК. Вернее, делаю вид, что иду разбираться. Придумываю что-то, оправдываюсь и обещаю «воду беречь». Она гундосит еще три дня, а потом забывает. Зато лекарства требует самые лучшие, самые дорогие, импортные: «Нашим не верю! Сплошные подделки». Да боже мой! Какая тебе разница, подделки или нет? Что тебе уже поможет, в твои «восемнадцать»? Раз в две недели следует вызвать врача. Это как «Отче наш», непременно. Болит, не болит — а извольте! Приходит участковый — молодой, чуть полноватый мужик лет сорока, приятной наружности. Но я не могу отделаться от глупой и смешной, навязчивой мысли: мне кажется, что в детстве он был страшной ябедой. Одет он слегка неряшливо: потертые обшлага рубашки, блестящие коленки у брюк. Похоже, что он холостяк. Но при галстуке и в пиджаке. У него цепкие глаза и сладкая улыбка. Словно радуется он ей, как родной: — Дорогая Лидия Николаевна! Как живете, как животик? — острит этот доктор. Ну прямо Айболит, не иначе! Всех и вся жалеет. Глазки заводит, охает — будто к маме заехал родной. А эта старая дрянь еще и кокетничает с ним. Вот уж смех! Глазки закатывает, подхихикивает, бровки делает домиком, ротик — гузочкой. Принаряжается. Вытаскивает свое ветхое тряпье — бархатный халат на золотых пуговицах, комбинацию с пожелтевшим кружевом. Душится так, что хочется выскочить на балкон и остаться там навеки! Жалуется ему обстоятельно и долго. С подробностями про несварение. Меня даже начинает тошнить. А он, этот Айболит, само внимание и терпимость: лицо серьезное, сосредоточенное и озабоченное: — Да-да, Лидия Николаевна! Конечно, учтем! Конечно, подумаем и разберемся! А в чем разбираться? В том, что ей двести лет? В том, что ее пучит? В том, что плохо видят глаза и трясутся руки? В том, что болят колени и скачет давление? Ну, рассмешил! Разбиральщик… Я иду на кухню — достала уже эта сладкая парочка! Воркуют и шепчутся. Два голубка. Потом Королевишна с царской миной на лице мне говорит: — Лида! Напоите Германа Ивановича кофе! Он, я думаю, голоден! Прислуга подобострастно кивает: — Конечно, сейчас же! Герман Иванович — о как! ни меньше! — присаживается и смотрит на меня пристально и внимательно. Недобро так смотрит. Что за баба появилась тут вдруг? Я ставлю кофе и ватрушки — еще теплые, полчаса как испекла. Он молча пьет и ест и кидает на меня странные, недоверчивые взгляды. Подозревает? Королевишна важно присаживается рядом и тоже требует кофе. Айболит мягко останавливает ее: — А давление, Лидия Николаевна? Она кокетливо машет рукой: — Ах, пустяки! От одной чашки хуже не будет! И поправляет «прическу». Кокетка! Через минуту раздается звонок — подруга по имени Ева. Мадам хватает трубку — ах, как не вовремя! Закатывает глаза, томно вздыхает и удаляется в свою комнату. Герман Иванович смотрит мне в глаза. Я убираю со стола и отвожу взгляд. — Странно… — вдруг говорит он. Я оборачиваюсь к нему: — Что именно? — спрашиваю. — Да все! — усмехается он. — Вот ваше появление, например… Айболит не отводит глаза, и я вижу в них холод и злость. Он — претендент? У меня перехватывает дыхание. Он тоже рассчитывает? Я беру себя в руки: — А что вас так удивляет? — делаю «большие» глаза. — Я дочь ее домработницы. Остановилась на время и… так вот сложилось. Лидия Николаевна — человек одинокий и очень нуждающийся в помощи. А я нуждаюсь в угле и работе. Взаимная выгода… Что-то не так? Он усмехается: — Да нет, все вроде бы так! Но… все равно странно! А где вы были раньше, позвольте спросить? — Раньше? — я удивляюсь. — А раньше у меня была личная жизнь. Муж и семья. И, кстати, работа! — И куда же потом все это подевалось? — Он ухмыляется. — А вот это уже не ваше дело! — отрезаю я и отворачиваюсь к плите. — Вы извините… — Айболит идет на попятную, — просто… Лидия Николаевна мне не чужой человек! А время, сами знаете… Одинокая, старая женщина… Кто ее защитит? Я резко поворачиваюсь к нему: — А-а-а! Значит, вы тот защитник? Вы — радетель за ближних? Вы Робин Гуд из Шервудского леса? — Может, и так! — соглашается он и тоже встает. Я остаюсь на кухне. Сердце колотится. Слышу, как мне кричат: — Проводите Германа Ивановича, Лида! Я выхожу в коридор и, любезно улыбаясь, открываю входную дверь. — Прошу вас, доктор! — елейно говорю я, и он, конечно, замечает мою язвительность. |