Онлайн книга «Crime Story №7»
|
– А-а? – Здорово! Ты когда приедешь? – Сынок, я сегодня пораньше. Меня отпустили с работы, я буду куличи печь. У нас в субботу гости. – Вот е-мое! А какие гости у нас в субботу? Тата вздохнула и завела: – Родственники. Бабушка с дедушкой, прабабушка… – С прадедушкой? – перебил непочтительный Тёма. – Наша прабабушка наконец-то завела себе прадедушку? – Тём, – сказала Тата педагогическим голосом, – ну что ты говоришь? – Я шучу, – пояснил сын. – Это такая шутка. Ты что, не въезжаешь? – Еще тетя Шура, Аня, Сашка, Машка, дядя Володя… – Е-мое! – Лера, Сережа… – Вот е-мое! – Тём, мне надоело это дурацкое выражение! – Мне тоже много чего надоело, – сказал сын угрюмо. – Особенно мне надоел этот придурок Тюпка! Мам, зачем он все время лезет в мой компьютер? – Наверное, хочет поиграть. – Не, а почему в мой-то? – А потому, что у него нет своего. – Своего компьютера у него нет, а свои родители у него есть? – осведомился сын. – Эти родители могут, в конце концов, купить ему отдельный компьютер? Ну просто для смеха, чтобы он не лез в мой!? – Тём, давай мы с тобой об этом дома поговорим. Мне сейчас нужно ехать и еще в магазин забежать… – Не, а почему он в мой-то лезет? – А своего у него нету!.. И тут ее сын заржал – радостным мальчишеским смехом. В этом он был похож на отца. Тот никогда не умел всерьез раздражаться по пустякам, мусолить обиду, дуться, злиться!.. Самая продолжительная ссора с мужем длилась, помнится, пятнадцать минут. Из них минут пять они препирались, потом разошлись по разным углам, а потом он пришел из своего угла и сказал, что так невозможно, что он так не хочет и не умеет, давай скорей мириться!.. – Ма-ам! – А-а? – А может, ты, наоборот, сегодня попозже приедешь? У тебя на работе нет заседания или совещания? Или этого, как его, педикюра? – Нет, – сказала насторожившаяся Тата, – а что такое? Ты опять назвал полный дом дружбанов и не предупредил меня? – Назвал, – покаялся Тёма. – И не предупредил. – Артём! Сколько раз я тебя просила!.. – Вообще-то я папе сказал, – сообщил сын делано безразличным тоном. – А он заявил, что будет тебе звонить и все передаст. – Когда ты ему сказал?! Как?! – Очень просто, по телефону! Он звонил, спрашивал, какие у меня планы на жизнь, ну, я ему и сообщил, что сегодня все придут – и Димон, и Влад, и Женька! Тата помолчала, собираясь с мыслями. – Он тебе звонил… сегодня? – Ну да. Как только я из школы приехал. Я ему сказал, чтоб он тебе сказал, а он сказал, что скажет… – А почему ты сам мне не позвонил? – Ну, ма-ам, – протянул Тёма, – я же знаю, что ты будешь ругаться! А папа никогда не ругается. В общем, все это шито белыми нитками. Ее сын, как и все остальные в семье, чувствует неладное и пытается как-то нащупать почву под ногами. Ну, если родители не разговаривают, может, их хитростью заставить?!. Пусть отец скажет матери про дружбанов, что ли!.. Тёма его попросит, отец позвонит матери, и они о чем-нибудь поговорят, и болотная зыбкость, опасная для всякого, кто в нее наступает, станет чуть потверже и не такой страшной?.. Нет, Тёма взрослый и умный и прекрасно знает, что люди, бывает, разводятся, у них в классе половина родителей поразвелись, ну и что? Только к его, Тёминой, семье это не имеет никакого отношения. Не может иметь. У них все по-другому, и родители не такие, как все остальные, а особенные, молодые, красивые, продвинутые! И однажды Тёма видел, как они целовались. Он вышел на крыльцо позвать собаку и вдруг увидел их под падающим снегом – они стояли и целовались, как малолетние, и это продолжалось и продолжалось, и Тёма, улыбаясь тонкой улыбкой умудренного жизнью старца, вернулся в дом, аккуратно прикрыл за собой дверь и даже Тюпку не пустил на улицу, заманил своим драгоценным компьютером, чтобы ребенок не мешал родителям целоваться под снегом! А потом все кончилось. Отец все время в командировках. Мать все время на работе. Только Тюпка все лезет и лезет на компьютер, придурок!.. Пообещав, что будет ехать долго, как можно дольше, чтобы Тёма успел замести следы, Тата вышла на улицу и вдохнула немного весны. Весна в Замоскворечье пахла талой водой, автомобильным выхлопом и чуть-чуть вербой, уже надувшей трогательные пухлые щечки. Одинокая захудалая вербочка как раз притулилась возле суперсовременного крыльца, выложенного темным мрамором и облагороженного с двух сторон голубыми елями в кадках. Тата спустилась с крыльца и понюхала вербочку. Ордынка шумела машинами, копошилась людьми, сияла огнями магазинчиков и ресторанов, где рано зажгли свет, и во всем этом мире верба все равно пахла весной. – Уже уходите, Татьяна? Тата открыла глаза – оказывается, она их закрывала. Он стоял у нее за спиной и улыбался. Он пришел к ним на работу совсем недавно, встречались они всего раз пять, и он Тате… нравился. Он хорошо улыбался, хорошо выглядел, кажется, много знал, и на Восьмое марта, праздник всех трудящихся женщин, неожиданно принес ей мимозы. Не те, что продаются в ларьках или даже роскошных цветочных магазинах вроде «Садов Семирамиды», а какие-то необыкновенные, невиданные, и вовсе не похожие на желтые метелки, а вправду похожие на цветы, пахнущие сладко и остро. Они никуда не помещались, эти необыкновенные мимозы, топорщились, вылезали из всех ваз, и их бархатные листочки деликатно цепляли Тату за ноги, когда она проходила мимо, наконец пристроив их в ведро, выпрошенное у уборщицы Марьи Сергеевны. Они были похожи на весну, только не московскую, ордынскую, а на южную, победительную и самодовольную, сиявшую сотней желтых пушистых шариков! И Олег был похож на весну. – Вы уходите или только пришли, Таня? Тата неожиданно сообразила, что рассматривает его почти неприлично. – Я ухожу, Олег, – и она состроила официальную улыбку коллеги и старшего товарища. – Мне сегодня нужно пораньше домой. Улыбку он не принял. – А можно мне вас проводить? Вот этого Тата не ожидала. В предложении «проводить» было нечто старомодное, из школьной жизни. – Вы можете меня проводить только до машины, Олег. Вот, кстати сказать, и она. Он посмотрел на ее машину, залитую с одного бока водой из лужи, и пожал плечами. |