
Онлайн книга «Crime Story №7»
– Ну, можно ведь до нее дойти каким-то другим путем. – Каким… другим путем? – Вот так, – он кивнул головой куда-то в сторону. – Хотите, я вам покажу свой любимый магазин? Он здесь рядом. – Магазин? – как попугай переспросила Тата. Ей тут же представились ряды вешалок, а на них пиджаки и брюки. И еще, как она заходит, а Олег говорит ей – ну вот, это мой любимый магазин. Или нет, нет, не так. Длинные прилавки с сосисками, колбасами и сырами в вакуумной упаковке, отдельно молоко и яйца в коробках. И Олег говорит – ну вот, это мой любимый магазин. Ей, конечно, надо в магазин, и как раз, где продаются яйца, мука и масло, но Олег тут совсем ни при чем!.. – Олег, спасибо за предложение, но мне правда нужно ехать. – Вы меня не поняли, – сказал он и засмеялся. – Вы простите меня, Таня, должно быть, я как-то неправильно выразился. Здесь, на Ордынке, есть чудесное место, где продается всякий хлам. Старинные светильники, абажуры, сталинские торшеры и прочая ерунда. Там работает мой приятель. Я иногда к нему захожу просто поболтать или посмотреть, что именно он нашел на очередной помойке. Давайте зайдем?.. Тату никто не приглашал на свидания, наверное, лет триста, а может, восемьсот. Последнее свидание – как раз восемьсот лет назад – закончилось полным фиаско, да и свиданием в полном, так сказать, всеобъемлющем смысле слова, это никак нельзя было назвать. Позвонил бывший однокурсник и пригласил Тату в театр. Она долго собиралась, наводила красоту – однокурсник, шутка ли!.. Столько лет не виделись, и поразить его воображение своей не только не ухудшившейся, а значительно улучшившейся красотой очень хотелось. В общем, Тата собиралась, собиралась, поехала, и уже непосредственно в приюте Терпсихоры, или, быть может, Мельпомены, однокурсник объявил, что у него всего час. Так что вскоре ему придется уйти, видимо, даже не дожидаясь конца действия. И – самое смешное! – он так и сделал. В середине действия он встал, а сидели они в четвертом ряду, повернулся спиной к сцене, на которой страдал главный герой, и, извиняясь перед потревоженными зрителями, стал пробираться к выходу. А Тата осталась досматривать, красная, как рак, и глубоко несчастная. Ей казалось, что главный герой со сцены теперь смотрит только на нее, как на главную сообщницу негодяя, и с отвращением смотрит, и она готова была провалиться сквозь пол, прямиком в театральный подвал. Так Тата и не поняла, для чего однокурсник все это проделал!.. То ли, увидав Тату, он так перепугался ее улучшившейся за годы разлуки красоты, то ли у него и вправду что-то случилось, только на свидания она больше не ходила. Да, собственно, и не приглашал никто!.. А Олег пригласил? И это свидание или не свидание? Как понять? Конечно, хорошо, что в сорок лет к делу подключается голова, и можно этой самой головой придумать правильное объяснение чему угодно, и разложить по полочкам эмоции, и разобрать по косточкам чувства, и не дать противоречиям стать совсем противоречивыми, а непониманию совсем непонятным. Конечно, хорошо, что в сорок у тебя появится то, что в умных книгах называется «жизненный опыт», и этим самым опытом можно и должно воспользоваться, чтобы не попасть впросак. Конечно, в сорок все не так страшно, как в восемнадцать! Все гораздо страшнее. Олег смотрел на нее и улыбался, и она пребывала в полном смятении чувств. – Я безопасен, Тата, – сказал он наконец, почему-то назвав ее домашним милым именем. Из всех мужчин на свете до сегодняшнего дня ее так называл только муж. – Ей-богу!.. И в посещении антикварного магазина нет ничего предосудительного, клянусь вам! Тата немедленно почувствовала себя идиоткой. – Да ничего я не боюсь, – пробормотала она. – Просто у меня дел полно. Впрочем, если это не слишком долго… – Совсем недолго! И они пошли по тротуару, достаточно далеко друг от друга, но все же как будто объединенные ее согласием. – Я рад, что встретил вас. Она посмотрела вопросительно. – Возле крылечка, – пояснил он весело. Ему нравилось ее смущать. В ней странно и притягательно сочетались внешняя взрослость и беззащитная детскость, с ней хотелось играть в слова, в «гляделки», декламировать из романтических поэтов и рассказывать истории о том, как охотятся на львов в пустыне. Ему казалось, что она во все поверит. – Какое у вас славное имя – Тата. – Татой меня зовут только дома, и это никакое не славное имя, а что-то вроде собачьей клички. У нас собаку зовут Ляля. Ее Ляля, а меня Тата! Очень удобно приучать животное откликаться, всего два повторяющихся слога. Это написано в любой книге по собаководству! – Вас назвали в соответствии с книгой по собаководству?! – Да нет, конечно, – сказала Тата с досадой. – Меня и вправду так зовут только дома, и я теряюсь, когда меня так называют… – Посторонние? Она кивнула. – Откуда вы узнали, вот загадка! – Это никакая не загадка. Вы однажды приехали вместе с какой-то дамой, очень красивой, кажется, вашей матушкой, и она все время назвала вас Татой. А я услышал, вот и все. И мне не хочется, чтобы вы считали меня посторонним. Тата открыла было рот, чтоб спросить, кем же тогда она должна его считать, уж не своим ли, но решила не спрашивать. – А мама у меня в самом деле красивая, – быстро сказала она, чтобы что-нибудь сказать. Ей было неловко. – Говорят, если хочешь узнать, как женщина будет выглядеть в… зрелом возрасте, достаточно посмотреть на ее мать. И все станет ясно. – Олег, я и сама в достаточно зрелом возрасте! Мне в апреле стукнет сорок. Или это был такой комплимент? – Комплимент, – покаялся он. У него были веселые карие глаза с золотистыми точками. Тата быстро посмотрела и отвернулась. – А что? Вы не любите комплименты? Она нехотя пожала плечами. Как можно не любить комплименты или, напротив, их любить? Комплимент и есть комплимент – вроде сказано что-то приятное, и вроде это хорошо, и в то же время никто не обязан сказанному верить. Хотя в умных книгах – «Наше счастье в наших руках!», «Как приручить мужчину», «Выиграй войну и обрети ЕГО!» – сказано, что комплиментам необходимо радоваться и в них надо верить. Тата редко радовалась. И уж никогда не верила!.. Ну, вот она точно знает, что сегодня выглядит плохо, не выспалась, да еще чаю на ночь нахлесталась, потому что перед этим наелась винегрету с солеными огурцами и квашеной капустой, и вид у нее теперь, как у китайского подводника – глаза узенькие-узенькие, заплывшие-заплывшие, а щеки, наоборот, желтые-желтые и раздутые-раздутые, – и ботинки надела не те: во-первых, жмут, во-вторых, как-то на редкость неудачно пережимают ногу повыше щиколотки, от чего нога похожа на бледную перетянутую толстую сардельку, а навстречу ей в коридоре попадается Павел Петрович и говорит: «Вы сегодня особенно прекрасно выглядите, Татьяна Алексеевна!» |