Онлайн книга «Дайвинг для крокодила»
|
– Но маска – это и есть клад! – Впервые слышу про какую-то там маску! – не без раздражения ответила Ниночка. – Впрочем, спорить не буду. Видимо, вы лучше меня осведомлены. Возможно, среди прочих сокровищ имеется и маска. Она что, золотая? – Будто бы ты не знаешь! Золотая! – Вот! – обрадовалась Нинусик. – Значит, все правильно. Где-то в доме есть клад. А в нем есть и маска. – Нет! Не правильно! – Клад – это и есть маска. Одна-единственная! Нинусик явно растерялась. – Одна-единственная маска? И все? Не может быть! Вы меня дурите! – Вот еще! Как есть, так и говорим! – Нет, нет! Федор не мог ошибиться! И мне он рассказал совершенно точно, его отец говорил про клад! Не про какую-то там одну-единственную маску. А про настоящий клад! С золотом, ювелирными украшениями и всеми прочими прибамбасами! – Это откуда же у моего брата такие ценности вдруг взялись? – Скопил! За долгую жизнь скопил. – Чушь мелешь! Единственное, что Лавр приобрел в своей жизни, – это вот этот самый дом! И то, по современным меркам, не больно-то большая ценность выходит. Не из камня, из дерева. Вода и туалет на улице. Кому такое добро нужно? Нынче все поголовно хотят коттеджи. – Дом! Вы бы еще баню или сарай вспомнили! Нинусик презрительно фыркнула. И сказала бабе Клаве прямо в глаза: – Вот и видно, что вы про своего брата совсем плохо знаете! – Это я-то? – Вы! – Я своего брата знала отлично! – Много вы там из своей Тулы знать про него могли! – Мы общались! – Ага! По телефону! – Ну и что? – А то! То, что жизни его тогдашней вы знать не знали. – Почему же? Все про него знала! Скромно он жил! – А вас не удивляло, что директор довольно крупного мясного магазина живет так бедно? – Нормально Лавр жил. Как все остальные. Не воровал, не спекулировал, не мошенничал! Откуда же барышам взяться было? На зарплату и жил! Баба Клава закончила. А Нинусик снова фыркнула: – Вот я и говорю, что брата своего вы совсем не знали! Не воровал он! Конечно, сам не воровал, зато продавцы в его магазине покупателей так обвешивали, что тем от каждого килограмма от силы граммов семьсот оставалось. И все контрольные весы в его магазине тоже были заряжены! Пойдет покупатель перевешивать, все вроде бы верно! Идет домой, а там поди докажи, что по дороге ты кусок от колбасы не отрезал и не схомячил на свежем воздухе. – Вранье! Лавр был честным человеком! – Только продавцы ему в конце каждого дня мзду в кабинет несли. Им Лаврентий десятую часть от обвеса оставлял. А все остальное себе брал. – Не может этого быть! – А уж как они второй сорт за первоклассное парное мясо доверчивым простакам втюхивали, да как из просроченного мяса купаты и фарш мололи – это дело известное. И как по накладным один вес числился, а прибывал совсем другой. Да там, если хотите знать, целая преступная сеть была задействована. И директор бойни, и начальник мясокомбината, и даже председатели совхозов, откуда мясо в магазин поступало. Слушая все это, баба Клава поджимала губы. Пока они не превратились у нее в одну тонкую нитку. И тогда она яростно выпалила: – Брехня все это! Подруги ожидали, что Нинусик сейчас кинется отстаивать свое мнение. Но она, похоже, утомилась. И лишь пробормотала устало: – За что купила, за то и продаю. И не мои это слова, а свекра моего. А ему сам дед Лаврентий хвастался. – С чего бы это? – ядовито поинтересовалась баба Клава. – Вроде бы не приятельствовали они. Если и виделись, то всего несколько раз в жизни. – Выпили они в тот раз, вот деда с пьяных глаз на откровенность и потянуло. И с неожиданным ехидством Нинусик добавила: – Еще скажете, что и водки ваш брат в жизни в рот не брал! Совесть у бабы Клавы была в порядке. И она признала: – Почему же не пил! Бывало, что и выпивал. Как все мужики. А когда грустно ему было или, наоборот, весело, мог и изрядно накушаться. И тут же поспешно воскликнула: – Но всегда вел себя прилично! Разговоры разные умные разговаривал. В драку не лез. И к женщинам не приставал. Не то что другие! – Вижу, что вы на моего мужа намекаете! Только он тут и не виноват вовсе. Федора его собственный отец на этот дедов клад науськал. – Как? – А так! И Нинусик поведала историю на удивление странного разговора между отцом и сыном. Между Федором и Анатолием Артемовичем. Странного потому, что отец с сыном обычно совсем не общались. И всегда, не сговариваясь, стремились сократить общение до минимума. А в тот раз беседа заняла около получаса. Что было своего рода личным рекордом Анатолия Артемовича. Так долго он не общался с сыном, даже когда тот был еще ребенком. Началось все с того, что после года совместной жизни Нинусика стало разбирать зло. Какого черта ее законный муж проживает у нее на площади? То есть в общем-то Нинусику было не жалко. Но тут ведь дело принципа. Почему это они живут у нее, когда могут жить у Федора? Практичную женщину этот вопрос глубоко волновал. А поскольку она не была существом таким уж безропотным и кротким, как можно было заключить по ее внешности, она принялась допекать Федора. Поговори да поговори с отцом. Сперва мужик отнекивался. Но потом все же внял настойчивым уговорам жены и отправился к отцу требовать свою долю жилплощади. Но папуля сыночка живо обломал. Квартира была оформлена в собственность на него одного. Даже жена-покойница и родной сын имели право только проживать в этой квартире. Или получить ее в наследство после смерти папаши. На это у Федора никакой надежды не было. Его папаша отличался отменным здоровьем. И помирать не собирался. И вообще все мужчины у них в роду отличались богатырским здоровьем. Видимо, оно давалось им в качестве компенсации за дурной нрав и душевную черствость. Видя, что сынок приуныл и озлобился, папаша неожиданно проявил признаки сочувствия. Это было до того необычно, что Федор, вместо того чтобы послать папашу подальше, замешкался и вынужден был выслушать его предложение. А выслушав, неожиданно заинтересовался. – Иди, говорит ему папаша, и поищи свое счастье у деда Лаврентия в погребе, – пересказывала Ниночка. – Денег у старикана видимо-невидимо. Вот тебе они и достанутся, коли будешь умно действовать. – Это как же? И Анатолий Артемович растолковал сыну, что деньги те все равно что ворованные! Дед Лаврентий их у трудового народа украл. Вот и выходит, что они вроде бы и не его вовсе. А раз так, то и взять их у него – дело не противозаконное, а очень даже благородное. |