
Онлайн книга «Дом Цепей»
Кулак потянулся, чтобы размять ноющую спину, затем заставил себя двигаться. Спустился с пригорка, прошёл вдоль засыпанной мусором канавы к штабному шатру адъюнкта — из чистейшей, новенькой парусины. У входа стояли в карауле виканцы Темула. Самого Темула нигде не было видно. Гэмет искренне жалел паренька. Он уже бился в полудюжине боёв, в которых не обнажали клинков, — и проигрывал. И никто из нас ничем ему не может помочь. Кулак подошёл ко входу в шатёр, поскрёбся в полог и стал ждать. — Заходи, Гэмет, — послышался изнутри голос Тавор. Она стояла на коленях в передней комнате шатра, склонившись над вытянутым каменным ящиком и как раз опустила крышку, когда Кулак вошёл. За миг до того, как крышка легла на место, он успел заметить внутри отатараловый меч. — Размягчённый воск — вон там, в горшке над жаровней. Подай его мне, Гэмет. Он подчинился — и принялся смотреть, как она проходится кистью по щели между крышкой и стенками, герметично запечатывая ящик. Затем Тавор поднялась и смахнула пыль с колен. — Меня уже до смерти утомил этот зловредный песок, — пробормотала она. Некоторое время адъюнкт разглядывала Кулака, затем сказала: — У тебя за спиной разбавленное вино, Гэмет. Налей себе. — А что, вид у меня такой, будто это необходимо, адъюнкт? — Да. Ах, я знаю, что ты искал тихой жизни, когда поступал к нам на службу. А я взяла и вытащила тебя снова на войну. Он почувствовал, что вскипает, и расправил плечи: — Она мне по силам, адъюнкт. — Верю. Тем не менее налей себе вина. Мы ждём новостей. Гэмет обернулся, нашёл глиняный кувшин, поднял его и подошёл к ней. — Новостей, адъюнкт? Тавор кивнула, и он заметил тревогу в неприметных чертах её лица. Отвернулся от этого открытия, чтобы налить вино в чашу. Не открывайся передо мной, девочка. Мне нужно держаться за свою уверенность в тебе. — Иди сюда, встань рядом, — приказала Тавор внезапно строгим голосом. Гэмет приблизился. Оба смотрели на пустое пространство в центре передней комнаты. Где вдруг расцвёл портал, распустился в стороны, словно пятно воды по марле, — мутно-серый, пахнущий застойным, мертвящим воздухом. Из перехода явилась высокая фигура в зелёном одеянии. Странные угловатые черты лица, кожа цвета чернёного стекла; широкий рот словно застыл навеки в полуулыбке, но сейчас человек не улыбался. Он задержался, чтоб отряхнуть серую пыль с плаща и штанин, затем поднял голову и встретил взгляд Тавор. — Адъюнкт, Императрица приветствует вас. И я сам, разумеется. — Шик. Чувствую, ваше задание здесь — не из приятных. Кулак Гэмет, налейте нашему гостю вина, будьте добры. — Конечно. Нижние боги! Это же сам растреклятый Глава Когтей. Гэмет покосился на чашу в своей руке и протянул её Шику. — Я ещё не успел приложиться. Прошу вас. Высокий убийца чуть склонил голову в знак благодарности и принял чашу. Гэмет вновь направился к кувшину с вином. — Вы прямо от Императрицы? — спросила Тавор. — Да, а прежде пересёк океан… по пути из Генабакиса, где провёл чрезвычайно унылый вечер в компании Высшего мага Тайшренна. Вас поразит тот факт, что мы с ним оба напились в ту ночь? На эти слова Гэмет невольно обернулся. Подобная картина представлялась настолько невероятной, что и вправду потрясла его. Адъюнкт казалась ничуть не менее огорошенной, но быстро взяла себя в руки. — Какие вести вы мне принесли? Шик сделал большой глоток и поморщился: — Водой разводите… Ну, что ж. Потери, адъюнкт. В Генабакисе. Ужасные потери… Лёжа в заросшей травой лощинке на расстоянии тридцати шагов от взводного костра, Флакон закрыл глаза. Он слышал, как его звали по имени. Смычку — которого Геслер почему-то называл Скрипом — что-то понадобилось, но маг был ещё не готов. Ещё нет. Ему нужно было послушать один разговор, и сделать это — так, чтоб его не заметили, — было нелегко. Его бабушка в городе Малазе гордилась бы внуком. «Да наплюй ты на все эти треклятые Пути, деточка, древняя магия глубже лежит. Запомни: ищи корни и ростки, ростки и корни. Тропки в земле, невидимую паутину, что тянется от одной твари к другой. Ведь все твари — на земле, в земле, в воздухе и воде — связаны друг с другом. И тебе по силам, если ты пробуждённый, а уж ты-то, деточка, ещё какой пробуждённый! По силам оседлать эти ростки…» И он оседлал, хотя и не отказался от собственного восхищения Путями, в особенности — Меанасом. Иллюзии… возможность играть с этими ростками, с корнями всего сущего, сплетать их в хитроумные узлы, чтоб обмануть зрение, осязание — всякое чувство… в такую игру стоило поиграть! Но сейчас он взялся за ворожбу по древнему обычаю, которую невозможно заметить — если ворожить осторожно, конечно. Оседлал жизненные искры накидочников, ризанов, сверчков, блох-клещей и кровных слепней. Бездумных тварей, что плясали на стенках шатров, слышали, не понимая, звуки слов по другую сторону брезента. Понимать — это уже дело Флакона. И он слушал. А пришелец всё говорил, но ни адъюнкт, ни Кулак Гэмет ни разу не перебили его. Слушал и понимал. Смычок возмущённо уставился на двух сидевших перед ним магов. — Не можете его почувствовать? — переспросил он. Бальгрид робко пожал плечами: — Он где-то там, прячется в темноте. — И он что-то задумал, — добавил Тавос Понд. — Но мы не различаем, что именно. — Это странно, — пробормотал Бальгрид. Смычок фыркнул и пошёл обратно к Геслеру и Бордуку. Остальные солдаты взвода заваривали чай на небольшом костре, который развели в стороне от тропы. Из соседней палатки доносился заливистый храп Спрута. — Растворился, подлец, — сообщил Смычок. Геслер хмыкнул: — Может, в дезертиры подался. Если так, виканцы его отловят и вернутся с его головой на копье. Не будет такого, чтобы… — Он здесь! Все обернулись и увидели, как Флакон садится у огня. Громко топая, Смычок устремился к нему. — Где и за каким Худом тебя носило? — рявкнул сержант. Флакон поднял глаза, его брови слегка приподнялись. — Неужели больше никто не почувствовал? — Чародей покосился на Бальгрида и Тавоса Понда. — Портал? Который открылся в шатре адъюнкта? Флакон нахмурился, заметив недоумение других магов, а затем спросил с каменным лицом: — Вы двое хоть камешки прятать научились? А монетки из уха доставать? |