
Онлайн книга «Подвиги Слабачка»
– Существа они, да, интересные. С грецкий орех размером. Летают, как пыль, все вместе. Кругленькие и пустые, как мыльные пузыри. – Да, да, такие бурые. – Ну, да. Бурживчики, представляешь, так легки, что даже, если и захотят свалиться с воздуха на землю-дно, у них, ну, никак не получится. – Никогда? – Никогда. – Но ведь даже пыль оседает? – Э-эх. Их воздушное тельце-шарик – это их лодочка-кораблик. Их единственный глаз – это их вся кожица, темно-пятнистая, пупырчатая. И – этот глаз глядит во все стороны своими моргающими пятнышками… – Глаз из моргающих пятнышек по всей коже? Да, что-то подобное и мне приходилось издалека видеть и немного слышать о них, да давненько это было. Позабыл почти. – Везло же тебе. – Это уж точно. – Ничего, теперь получше рассмотришь. Освежишь память. – Ух, горазд ты пугать. – Да не пугать горазд. А вот не всё ты от меня о них услышал. А у них ещё два хвостика есть. И не сзади, а спереди, которые и паруса тебе, и кили. – Ух ты! И кили, и паруса?! Вот этого никака не припомню. – Вот-вот! Один хвостик вырос поперёк, повыше второго, и рулит вверх-вниз. Другой, пониже первого, расположился вдоль и рулит влево-вправо. И управляются бурживчики с порывами воздуха и с вихрями бед, как корабли с волнами морей. Их держат на плаву ветра воздушные, а вихри бед направляют, да ещё и бури несчастий в придачу. И чем Бурживчиков больше, тем большую жди беду. – Да, милые бурживчики – вестники страшных бед. – Они всегда летят перед Бедой к тем, к кому эта Беда идёт. – А, теперь и я вижу! Вон ещё один и ещё! – всё с большим страхом говорил Мудрячий. Да, стаи бурых живых песчинок-пузатиков заполоняли уже всё небо над муравьями. Они разносились по всем его просторам. Это означало только одно – приближается огромная, нескончаемая, как бескрайнее небо, беда! Бесконечное голубое тело неба подрагивало от плохих предчувствий. А на личике солнышка всё чаще отражались опасения и грусть. Наконец его месяц улыбки окончательно преломился в месяц печали. А земля перестала смеяться яркими красками и сделалась серой. Задрожал от страха неба и воздух. А от него передалась дрожь и всем муравьям, и всем-всем жучкам, и червячкам. Воззвало о защите небо. Откликнулись на зов его темные тучки. Стали они закрывать своими невесомыми телами небо и солнце, как богатырскими щитами. Всё больше скапливалось их на небосводе и, наконец, объединились они в одну огромную темную тучу, огородив собой небо и солнце непреодолимой бронёй. Земля окрасилась в серый цвет полупрозрачной мглы. Наполнение страхом И вот послышался откуда-то издалека сначала еле-еле, а потом, с приближением, всё громче и громче, топочущий грохот. Чьи-то мощные удары всё сильнее сотрясали землю вокруг. Грохот не только приближался, он ещё и шатался. Он уходил сначала далеко в одну сторону, а потом далеко в другую, но приближался, и неумолимо. Землю уже колотили так, что бедных муравьишек уже подбрасывало на месте от её вздрагиваний. Вдруг все разом увидели источник этого ужасного грохота и страха всего. Увидели, что на них надвигается что-то огромное, как гора, которая со своим приближением всё больше загораживала хмурое небо. И чем эта гора становилась ближе, тем всё отчетливее в ней просматривался гигантский паук, (которого вскоре все прозвали Гпауком). Там, где ступали лапы Гпаука, везде появлялись следы горя. Крошились деревья, вытаптывалась трава, образовывались глубокие, похожие на колодцы, ямы. А от тех, кто не смог увернуться от лап Гпаука, ничегошеньки не оставалось. И тут, в этот самый страшный для всех муравьишек-детишек час, к ним пришла муравьиха-мама. Она пришла оттуда, где выводила и хранила муравьиные яйца, и где из этих яиц вылезали её новые муравьишки-детишки. Муравьиха-мама – это мама всех муравьёв. – Я, кажется, догадываюсь, кто это приближается к нам! – Кто? Кто? – Есть очень большой и неимоверно злой паук. Он, в отличие от своих собратьев, просто огромный, но злобы и коварства в нём во сто крат больше. – А как его зовут? – А зовут его Дрым-Брым. Он кушает всех муравьёв, которых видит на своём пути! Он растаптывает все наши дома! Он поедает даже тех, кто ещё не родился – он поедает наши яйца! Он ими лакомится! – Ой, как страшно! – И даже тех, кого он не растоптал и кого не смог съесть сейчас, он забирает с собой, чтобы съесть потом! – Ой, он скушает и всех нас! – Вы – все мои дети. И я всех вас защищу. – Мама, – сказали разом все её дети, – это мы защитим тебя. Вперёд выступил Слабачок: – Это я защищу и маму всех нас – нашу маму, и вас всех – всех нас! – Ты единственный, которого я не помню, ты единственный, которого я, наверное, не знаю и не могу признать своим сыном. Но внутренним оком своим вижу я, что ты единственный, который равен по силе или даже превосходит это чудище. Иди и победи его. И не вздумай погибнуть, ибо погибель твоя – это погибель нас всех и – это моё смертельное горе! Иди! А паук продолжал приближаться, делая уже целые круги вокруг муравьишек и большие зигзаги, которые с каждым разом были всё меньше и всё ближе. – Вот так беда и приходит, – заговорил муравей, который был много старше даже самых старших и был весь не только белым, но и покрыт зелёными пятнами. – Она приходит незаметно. Сначала ты её не видишь, а только чувствуешь, в виде чего-то злого взгляда или болезни, неожиданного шороха, скрипа или чего-то ещё, но не обращаешь внимания. Ведь и не хочется о чём-то таком нехорошем думать и во что такое неприятное верить. Да и дел разных выше муравьиной спинки. А беда всё ближе. И вот или болезнь нападает, или какой другой враг. Удар. Боль нестерпима. Беда вот-вот победит. – Да, так и этот враг, – подхватил другой белый муравей. – Смотрите, он идет как будто мимо нас, не глядя на нас… – Но обманывает нас, что идёт не на нас, ибо сам всё ближе и ближе к нам. – Это он, такой сильный, хочет, чтобы мы, слабые, были ещё слабее. – А куда же слабее? – Куда же беззащитнее? – Но даже беззащитный может хотя бы попытаться сопротивляться! – А вот чтобы ещё и не сопротивлялись! – А зачем сопротивляться, если бесполезно? – Сопротивляться всегда полезно. – Да, потому что может оказаться, что не бесполезно! – Сопротивление – это оружие! – Что, даже когда оружия нет? – Да, сопротивление – это уже оружие, даже если оружия нет! |