Онлайн книга «Город Лестниц»
|
Она с ворчанием лезет вверх по лестнице и видит, что ошибалась: лампа не мигает, она прыгает на цепочке и раскачивается, как пойманная рыба на леске. – Да что такое… – И Марья поднимает взгляд к балке, к которой крепится цепочка лампы. И в безмолвном ужасе созерцает, как балка выгибается, словно что-то на крыше тянет ее на себя. В штукатурке на потолке даже трещины показались – вон, расходятся, как на льду, который тяжести не выдерживает! Марья инстинктивно бросается к окну, потом вспоминает – запотели окна-то! Но нет, снова она ошиблась: выходящие на запад окна словно бы протерли снаружи… Но кто и что мог это сделать? Чайная стоит на берегу реки, от воды футов тридцать, не меньше! И она подходит к запотевшему изнутри окну, протирает его и всматривается в мутное стекло. И тут же видит одинокий желтый огонек внизу, на берегу реки. А потом она видит что-то большое, черное и блестящее, и это что-то прилипло к стене чайной – ни дать ни взять вымазанный в смоле корень дерева, и он разматывается и карабкается, карабкается по стене вверх! А еще прямо перед ее носом возникает что-то похожее на тонкий черный палец с когтем на конце, и этот коготок осторожно стучится в оконное стекло. – Что за?.. – успевает сказать Марья. А потом раздается громовой грохот, сверху ливнем летят куски штукатурки и куски дерева, и столь ценимая клиентами влажность Чайного дома Восковой улетучивается, клубами пара исчезая в зимнем ночном небе – потому что с дома срывают крышу и верхнюю стену. В лицо бьет ледяной ветер, и Марья смигивает. Ужас парализовал и клиентов, большинство потрясенно молчат, слышится лишь несколько вскриков. И тут обрушивается другая стена, прямо в замерзшую реку, увлекая за собой галерею – и стоящую там Марью Воскову. Она падает и видит, что та же судьба постигла многих клиентов. В голове мелькает безумная мысль: «Нас размажет по льду, как дюжину яиц…» И в эти нескончаемые секунды длящегося падения она вдруг видит, что под ней не лед – внизу лишь желтый свет, свивающиеся щупальца и жадно разинутая, подрагивающая от предвкушения зубастая пасть. * * * – Я что сказала, а?! Я сказала направить на помощь пяти пожарным командам каждого, каждого, мать вашу за ногу, солдата! – бушует внизу Мулагеш. – И проследите, чтобы это нашло, мать твою, отражение в телеграмме! И скажите капралу, чтоб исполнял приказ немедленно, и что любое промедление будет ему стоить очень дорого! Понятно – нет?! Шара ежится в своем кабинете. Мулагеш со своими людьми расположились во всех помещениях первого этажа посольства: телеграфы отстукивают приказы, у всех дверей дежурят солдаты. В обычной обстановке она бы командовала операцией из своей штаб-квартиры, но посольство ближе к месту происшествия. – Свяжитесь с генералом Нуром в форте Сагреша! – орет она. – Уведомите его о том, что произошло! Нам понадобится любая помощь, которую он сможет предложить! Как только он ответит, доложить мне немедленно! Даже если я приказала не беспокоить! Шара потирает виски: – Во имя всех морей, – бормочет она, – неужели обязательно так орать? Шара очень довольна, что устранением последствий занялась Мулагеш, – в конце концов, это именно ее юрисдикция, и Шара может держаться в стороне на вполне законных основаниях. Но в глубине души она хотела бы, чтобы Мулагеш и ее солдаты просто покинули здание и оставили ее в покое. Сигруд сидит в уголке и натачивает черный кинжал. Шкряб-шкряб, шкряб-шкряб… Настырный звук становится все громче, и вот он уже отдается эхом в Шариной голове. – Это обязательно делать прямо сейчас? – спрашивает она. Сигруд пытается скрести ножом потише. – Че-то ты не в настроении… – Я сегодня вечером чуть на мине не подорвалась, если ты не заметил. Он пожимает плечами и сплевывает на лезвие: – В первый раз, что ли? – И мы спалили бесценное историческое наследие! – шипит она – не орать же про это громко. – И что? – А то! Я за все время службы так не лажала! А мне, знаешь ли, не нравится попадать впросак. Я к этому не привыкла. Да. Шкрябанье замедляется – Сигруд думает. – Это правда. Таких промашек мы еще не допускали. – Это не одна промашка! Мы с самого приезда в Мирград промахиваемся! – И она залпом осушает чашку чая с видом моряка, опрокидывающего стакан виски. – Зато опыт какой. Налажали, зато во время одной операции. Будем учиться на ошибках. – Мне бы твой оптимизм, – мрачно отвечает Шара. – Я уже почти жалею, что сюда приехала. – Почти? – Да, почти. Потому что… хоть мы и по уши в дерьме, я бы все равно не доверила операцию другому агенту. Ты только подумай, что бы тут творилось, если бы приехала Комальта! Или Юсуф! – А что, эти двое еще живы? Надо же, я думал, они уже давно на болт нарвались… – Вот именно! Она встает, подходит к окну и распахивает его: – Мне нужен свежий воздух! Голова раскалывается от этого ора… – Она делает глубокий вдох, прислушивается и мрачно потирает глаза. – Даже на улицах орут! Нет мне покоя в этом проклятом го… – И тут она осекается. – Постой. Который час? Сигруд тоже подходит к окну: – Поздний. Слишком поздний для такого шума. – Он склоняет голову к плечу, прислушиваясь. – И они действительно орут. Ты не преувеличиваешь. Шара оглядывает темные улицы Мирграда: – Что происходит? В ночи звенит еще один дикий вопль. Кто-то бежит по улице с бессвязными криками. – Понятия не имею… – отвечает Сигруд. Внизу Мулагеш свирепо диктует ответную телеграмму генералу Нуру: мол, нет, мы не были атакованы, потому что в таком случае надо было бы безопасников под суд отдать, но Нур должен действовать так, словно бы мы были именно что атакованы! И немедленно оказать помощь! Шара открывает окно настежь. Со стороны реки доносится грохот. Над крышами взмывает облако белой пыли. – Это что, здание сейчас обрушилось? – спрашивает она. По улице снова бегут и вопят. В окнах зажигаются свечи, открываются двери. Человек высовывается и громко кричит: что случилось, что случилось? Наконец ему отвечают: «В реке! Чудище в реке!» Шара смотрит на Сигруда. И с трудом выдавливает: – Ч-что?.. И тут снизу раздается знакомый голос: – Шара! – орет Мулагеш. – Тут какой-то дебил пришел! Тебя спрашивает, не уходит! Шара и Сигруд ссыпаются вниз по лестнице. В коридоре стоят и жмутся Питри и офицер мирградской полиции. Полицейский очень нервничает. |