
Онлайн книга «Город Лестниц»
Так. Довольно вежливости. – Вы именно в этом кабинете принимаете Отцов Города, посол? – спрашивает Шара. – Мммм… в смысле? Ах да, конечно. – Увидев эту картину, они что-нибудь говорили? – По правде говоря, не припоминаю. Хотя временами они просто застывали, глядя на нее. Я полагаю, от восхищения. Великолепная работа, не находите? Она улыбается: – Главный дипломат Труни, знаете ли вы, с какой целью в этот город прибыл профессор Панъюй? – Э-э-э-э… в смысле… да, конечно, знаю. Переполох поднялся знатный! Он же полез во все эти их пыльные старые музеи, разворошил все эти старинные свитки… Письма так и сыпались. Я даже сохранил некоторые… И он начинает рыться в ящике стола. – А вы в курсе, что решение о поездке принимала министр иностранных дел Винья Комайд? – Да, и что? – В таком случае вы, должно быть, осознаете, что расследование смерти профессора и ее обстоятельств не входит в сферу полномочий посольства, губернатора полиса и даже регионального губернатора, а осуществляется непосредственно Министерством иностранных дел? Глазки цвета птичьей неожиданности забегали – задумался, этажи иерархии просчитывает. – Ну… да, это было бы логично… – В таком случае имею вам сообщить, – чеканит Шара, – что мое звание культурного посла в данном случае – техническая формальность. Усы Главного дипломата приходят в судорожное движение. Труни стреляет глазками в Сигруда, словно бы пытаясь удостовериться, правда ли это, но тот неподвижно сидит в кресле, сплетя пальцы. – Т-техническая формальность? – Именно. А поскольку, как я вижу, вы склонны считать мое появление в Мирграде чем-то вроде технической формальности, вынуждена вам сообщить, что мой приезд вызван совершенно иными причинами. И она запускает руку в свою сумочку, вынимает кожаный медальон и пододвигает его к Труни. Тот мгновенно узнает аккуратный оттиск герба Сайпура по центру и скромные буковки по низу: МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ. Увиденное не сразу вмещается Главному дипломату в голову. Потом он выдает ошеломленное: – Ничесе… м-да. – Итак, – цедит Шара, – вы теперь в курсе, что перед вами – ваше непосредственное начальство. И она тянет руку к колокольчику, решительно берет его со стола и оглушительно звонит. В кабинет входит давешняя девушка и явно не знает, как себя вести, потому что вместо босса к ней обращается Шара: – Бригаду сюда. Немедленно снять и вынести эту картину. Труни вскипает, брызгая слюной: – Что? Что вы хотите этим сказать, снять и… – Я хочу этим сказать, – жестко перебивает его Шара, – что собираюсь придать этому кабинету достойный вид. Чтобы люди входили сюда и видели, что здесь сидит ответственный работник. И начну я непосредственно с этой картины – потому что она представляет в несоответствующем романтическом виде трагический момент истории Континента, за которым последовало грандиозное кровопролитие. – Еще бы! Между прочим, это великий момент для нашего народа, сударыня… – Да. Для нашего народа – да. А для их народа – нет. И вот что я вам скажу, господин Труни. Я практически уверена, что причина тому, что Отцы Города не прислушиваются к вашему мнению и не уважают вас, а в последние пять лет – если вы обратили на это внимание! – вы не получили никакого повышения, так вот причина этим неприятностям – только одна! Вы умудрились повесить у себя в кабинете картину, которая оскорбляет и приводит в ярость – да, господин Труни, в ярость! – людей, с которыми вы должны были сотрудничать. Сигруд! Гигант мгновенно оказывается на ногах. – Поскольку обслуживающий персонал, похоже, медленно реагирует на команды, которые отдает не господин Труни, на них отреагируешь ты! Немедленно сними со стены эту картину и сломай – да, именно сломай ее! – об колено! И, Труни, – присядьте. Нам нужно обсудить условия вашей отставки. * * * Вышвырнув наконец Труни, Шара возвращается к письменному столу, наливает себе большую чашку чая и выпивает ее. До дна. И да, она очень довольна, что картину убрали. Пусть это и непатриотично, но она довольна. И чем дольше она работает на Министерство, тем отвратительней такие проявления шовинизма. И она поднимает взгляд на Сигруда. Тот заседает в уголке, водрузив ноги на письменный стол. В руках у него обрывок изничтоженного холста. – Что скажешь? – говорит она. – Я не перегнула палку? Он отвечает ей красноречивым взглядом: мол, сама-то как думаешь? – Ну и замечательно, – говорит Шара. – Я даже рада это слышать. Сказать по правде, я получила огромное удовольствие. Сигруд вежливо откашливается и произносит своим голосом дикаря, голосом дыма и грязи, с акцентом, бьющим по ушам, как кувалда: – Кто такая Шара Тивани? – Мало кому известный культурный посол, ее отправили проходить службу в Жугостан шесть лет тому назад. Она погибла – несчастный случай на воде. Но девушка проявила недюжинные бюрократические способности: все инстанции завалены ее отчетами. И когда истек срок ее допуска, и пришло время вычеркнуть ее из ведомостей, я решила не спешить с этим. И воспользовалась ее документами. – Потому что вы тезки? – Возможно. Но мы и в другом похожи. Скажи честно: разве я не выгляжу так же? Мелкая серая мышка? Безобидная чинуша-бумагомарака? Сигруд криво усмехается: – Никто не поверит, что ты – КП и мышка. Ты же Труни уволила. – А я и не хочу, чтобы верили. Я хочу, чтобы они не знали что и думать. Беспокоились. Гадали, кто я такая на самом деле. И она подходит к окну и оглядывает затянутое дымом печных труб небо. Если разворошить гнездо шершней, они вылетают и бросаются на тебя. Но, по крайней мере, у тебя есть шанс разглядеть каждого из этих шершней. – Ну, если тебе так уж охота, чтобы они вылетели и бросились, – усмехается Сигруд, – назвалась бы своим настоящим именем. – Я сказала, что хочу разворошить гнездо, а не погибнуть смертью храбрых. Сигруд насмешливо улыбается и принимается разглядывать обрывок холста. – Что ты там хочешь увидеть? – удивляется Шара. И он разворачивает обрывок к ней. Оказывается, это часть картины, на которой изображен кадж: строгий патрицианский профиль, освещенный вспышкой выстрела. Сигруд гудит: – Даже я заметил фамильное сходство. – Прекрати! – рявкает Шара. – И убери это наконец! Сигруд улыбается, сворачивает обрывок картины и вышвыривает его в мусорную корзину. – Вот и хорошо, – кивает Шара. |