Онлайн книга «Чудо»
|
– Как далеко вы зайдете, чтобы спасти эту девочку? И только когда Берн об этом спросил, Либ осознала, что знает ответ. – Я ни перед чем не остановлюсь. – (Он скептически поднял бровь.) – Я не та, за кого вы меня принимаете, мистер Берн. – И за кого же я вас принимаю? – Спорщица, непоседа, жеманная вдова. Хотя правда в том, что никакая я не вдова. – Эти слова сами сорвались с губ Либ. Услышав это, ирландец выпрямился: – Вы не были замужем? На его лице промелькнуло любопытство, или это было отвращение? – Была. И, насколько мне известно, все еще замужем. – Либ с трудом верила, что выбалтывает свой худший секрет, и кому – газетному корреспонденту. Но в этом было также и торжество, то редкое ощущение, когда рискуешь всем. – Райт не умер, он… – Скрылся с имуществом? Порвал с ней и сбежал? Покинул ее? – Он ушел от меня. – Но почему?! – взорвался Берн. – Значит, была причина! – Либ так резко дернула плечом, что его прошила боль. Она могла бы рассказать ему о ребенке, но не хотела, не сейчас. – Нет! Вы неправильно меня поняли, вы… Либ пыталась припомнить, когда еще этот мужчина не находил слов. – Каким нужно быть человеком, чтобы оставить вас? – спросил он. К глазам Либ подступили слезы. Просто ее застала врасплох сочувственная нотка в его голосе. А вот родители в свое время ей не сочувствовали. Скорее, были потрясены тем, что Либ так не повезло и она потеряла мужа меньше чем через год после свадьбы. Или думали, что их дочь в какой-то степени проявила беспечность, хотя никогда не говорили об этом вслух. Тем не менее они помогли ей перебраться в Лондон и выдать себя за вдову. Этот тайный сговор настолько шокировал сестру Либ, что та перестала разговаривать со всеми. Единственный вопрос, который мать и отец не задали Либ, был: «Как он мог?» Либ сильно заморгала, поскольку ей была нестерпима мысль о том, что Берн подумает, будто она плачет из-за мужа, который действительно не стоил ни единой слезы. Вместо этого она чуть улыбнулась. – А еще англичане называют ирландцев глупыми! – добавил он. Либ громко рассмеялась, но сразу же прикрыла рот рукой. И тут Уильям Берн поцеловал ее так стремительно и крепко, что она чуть не опрокинулась на кровать. Ни слова, только этот поцелуй, а потом он вышел из комнаты. Как это ни странно, несмотря на всю путаницу в голове, она быстро уснула. Проснувшись, Либ пошарила на столе в поисках часов и нажала кнопку. Часы пробили у нее в кулаке: один, два, три, четыре. Утро пятницы. Только тогда она вспомнила, как Берн поцеловал ее. Нет, как они с ним целовались. Чувство вины заставило Либ вскочить с постели. Разве может она быть уверена, что Анне ночью не стало хуже, что она не испустила последний вздох? Всегда этой ночью будь подле меня, свети и оберегай. Она жаждала очутиться в тесной душной комнатушке. Впустят ли ее О’Доннеллы после того, что она сказала на собрании? Не зажигая даже свечи, Либ на ощупь оделась. Спустившись по лестнице, она долго возилась с входной дверью, пытаясь отодвинуть засов. Все еще темно. Убывающая луна в окружении легких облаков. Так тихо, так безлюдно, словно страну опустошила какая-то катастрофа и Либ одна шагает по топким тропинкам. В хижине О’Доннеллов светилось только одно оконце, горевшее день и ночь вот уже одиннадцать дней и напоминающее некий ужасный глаз, позабывший, как надо моргать. Либ подошла к горящему прямоугольнику и заглянула внутрь. Сидящая у кровати сестра Майкл вглядывается в профиль Анны. Преображенное светом маленькое лицо. Спящая красота, сама невинность. Девочка, кажущаяся совершенством, возможно, потому, что не двигается, ничего не просит, не доставляет хлопот. Иллюстрация из дешевой газеты: «Последнее дежурство. Или последний отдых ангелочка». Наверное, Либ пошевелилась, или же сестра Майкл обладала той сверхъестественной способностью чувствовать, когда на нее смотрят, потому что она подняла глаза и сдержанно кивнула. Приготовившись к категорическому отказу, Либ вошла в хижину. У камина Малакхия О’Доннелл пил чай. Розалин и Китти перекладывали что-то из одной кастрюли в другую. Прислуга не поднимала головы. Хозяйка бросила взгляд в сторону Либ, но лишь на миг, словно почувствовала сквозняк. Значит, О’Доннеллы не намерены игнорировать комитет, запрещая Либ входить к себе в дом, по крайней мере сегодня. Анна спала таким глубоким сном, что казалась восковой фигурой. Либ сжала прохладную руку сестры Майкл, испугав монахиню. – Спасибо, что пришли вчера вечером. – Но от этого ведь не было толку? – Все равно. Солнце взошло в четверть седьмого. Словно призванная светом, Анна приподняла голову и протянула руку к пустому ночному горшку. Либ бросилась, чтобы подать его. Девочку вырвало чем-то ярко-желтым, но прозрачным. Каким образом мог ее совершенно пустой желудок произвести нечто столь яркое из воды? Анна вздрогнула, сжимая губы, словно стряхивая с них капли. – Тебе больно? – спросила Либ. Безусловно, это ее последние дни. Анна отплевывалась и отплевывалась, потом откинулась на подушку, повернув голову к комоду. Либ записала в своей книжке: Рвота желчью, полпинты? Пульс: 128 ударов в минуту. Дыхание: 30 вдохов и выдохов в минуту, влажные хрипы с двух сторон. Вены на шее раздулись. Температура пониженная. Глаза остекленевшие. Анна старела на глазах, словно само время ускорилось. Кожа становилась похожей на попорченный пергамент, на котором что-то писали чернилами, а потом стирали. Либ заметила, что, когда девочка терла ключицу, на коже оставались складки. По подушке разбросаны темно-рыжие пряди. Либ собрала их и засунула в карман передника. – У тебя затекла шея, детка? – Нет. – Тогда почему ты поворачиваешь голову в ту сторону? – Слишком яркий свет от окна, – ответила Анна. «Используйте свой авторитет», – сказал Берн. Но какие новые аргументы может Либ привести? – Скажи мне, – спросила она, – что это за Бог, который забирает твою жизнь в обмен на душу брата? – Я нужна ему, – прошептала Анна. Китти внесла поднос с завтраком. – Как ты сегодня, крошка? – Очень хорошо, – хриплым голосом ответила Анна. Горничная прижала ко рту покрасневшую руку. Потом вернулась на кухню. |