Онлайн книга «Чудо»
|
На завтрак были лепешки со сладким маслом. Либ подумала о святом Петре, стоящем у врат в ожидании лепешки с маслом. Она почувствовала вкус золы. Ныне и в час смерти нашей. Аминь. Либ замутило, и, положив лепешку на тарелку, она поставила поднос у двери. – Все растягивается, миссис Либ, – пробормотала Анна. – Растягивается? – Комната. То, что снаружи, умещается в том, что внутри. Не так ли начинается бред? – Тебе холодно? – спросила Либ, садясь рядом с кроватью. Анна покачала головой. – Жарко? – спросила Либ. – Ни то ни другое. Не важно. Эти безжизненные глаза напомнили Либ о подрисованном взгляде Пэта О’Доннелла на дагеротипе. Время от времени глаза Анны подергивались. Возможно, проблемы со зрением. – Ты видишь то, что прямо перед тобой? – По большей части, – немного замявшись, ответила девочка. – Хочешь сказать, бо́льшую часть из того, что там есть? – Все вижу, – поправила ее Анна, – бо́льшую часть времени. – Но иногда не видишь? – Все становится черным. Но я вижу кое-что другое, – сказала девочка. – Что именно? – Прекрасное… Вот к чему приводит голодание, хотелось прокричать Либ. Но разве можно криком заставить ребенка передумать? Нет, ей следует призвать на помощь все свое красноречие. – Еще загадку, миссис Либ, – попросила девочка. Либ была поражена. Выходит, даже умирающему нужны небольшие развлечения, чтобы время шло быстрее. – Сейчас, дай подумать… Да, пожалуй, есть еще одна. Что… какая вещь, чем меньше она, тем страшнее? – Страшнее? – переспросила Анна. – Мышь? – Но крыса пугает людей так же, если не сильнее, хотя она в несколько раз больше, – заметила Либ. – Ладно. – Девочка прерывисто вздохнула. – Что-то, что пугает больше, если оно маленькое. – Скорее, тоньше, – поправила себя Либ. – У́же. – Стрела? – пробормотала Анна. – Нож? – Еще один прерывистый вздох. – Пожалуйста, подскажите. – Представь, что ты идешь по нему. – Он мне сделает больно? – Только если оступишься. – Мост! – воскликнула Анна. Либ кивнула. Почему-то ей вспомнился поцелуй Берна. Ничто не отберет у нее его – этот поцелуй останется с ней до конца жизни. Он придал Либ отваги. – Анна, – сказала она, – ты сделала очень много. – (Девочка заморгала.) – Долго постилась, много молилась. Не сомневаюсь, Пэт уже счастлив на небесах. – А я не уверена, – шепотом ответила Анна. Либ попробовала изменить тактику: – Все твои способности – ум, доброта, сила духа – нужны на земле. Бог хочет, чтобы ты следовала Его делу здесь. – (Анна покачала головой.) – Сейчас я говорю как твой друг. – У Либ задрожал голос. – Ты стала мне очень дорога, самая дорогая девочка на свете. Легкая улыбка. – Ты разбиваешь мне сердце. – Мне жаль, миссис Либ. – Тогда поешь! Пожалуйста. Ну хотя бы глоток. Ложечку. Умоляю тебя. У Анны был серьезный непроницаемый взгляд. – Прошу тебя! Ради меня. Ради всех, кто… Китти позвала от двери: – Это мистер Таддеус. Либ вскочила на ноги. Заметно было, что священнику жарко и неуютно в черном облачении. Неужели Либ удалось разбудить его совесть на вчерашнем собрании? Здороваясь с Анной, он, по обыкновению, приподнял уголки губ, но глаза его оставались печальными. Либ поборола в себе неприязнь к этому человеку. В конце концов, если кто-то и мог убедить Анну в ошибочности ее верования, то, по логике, это был ее духовник. – Анна, хочешь поговорить с мистером Таддеусом наедине? Еле заметное покачивание головой. За его спиной маячили О’Доннеллы. Священник понял намек Либ: – Хочешь исповедаться, дитя? – Не сейчас. Розалин О’Доннелл сжала узловатые пальцы: – Ну скажите, какие грехи мог совершить этот лежащий перед вами херувим? «Ты боишься, что она расскажет ему про „манну“, – сказала себе Либ. – Чудовище!» – Тогда споем гимн? – предложил мистер Таддеус. – Хорошая мысль, – потирая подбородок, проговорил Малахия О’Доннелл. – Чудесно! – выдохнула Анна. Либ предложила стакан воды, но девочка покачала головой. Китти тоже робко подошла. Шесть человек заполнили комнатушку до отказа. Розалин О’Доннелл начала стих: Из земли изгнания
К тебе взываю я,
Мать моя Мария,
Взгляни же на меня.
«Почему Ирландия – земля изгнания?» – недоумевала Либ. Остальные подхватили – муж, горничная, священник, даже Анна из постели: Взгляни же на меня,
Жалея и любя.
К Тебе сейчас взывает
Твое дитя.
В душе Либ закипало возмущение. «Нет, это твоему ребенку нужна сейчас твоя помощь», – мысленно обратилась она к Розалин О’Доннелл. Следующий стих удивительно приятным альтом пропела Китти, и складки на ее лице разгладились. В печали и тьме
Будь рядом со мной,
Мой свет и спасенье,
Мой страж и покой.
Пусть всюду силки окружают меня,
Без страха взираю на мир я.
Пусть слаб я,
Меня не оставит Мария.
Теперь Либ поняла: вся земля – это страна изгнания. Любой интерес, любая радость, которые предлагает жизнь, с презрением расценивались как силки для души, нацеленной на небеса. Но силки есть и здесь. Хижина, стены которой скреплены навозом и кровью, шерстью и молоком, – ловушка, удерживающая и калечащая маленькую девочку. – Благословляю тебя, дитя мое, – обратился мистер Таддеус к Анне. – Загляну к тебе завтра. И это все, что он мог сделать? Гимн, благословение – и он ушел восвояси? О’Доннеллы и Китти гуськом вышли вслед за пастором. Никаких признаков Берна в пабе. Никакого ответа, когда Либ постучала в дверь. Может быть, он сожалеет о поцелуе? Весь вечер она лежала на кровати с сухими глазами. О сне можно было даже не мечтать. |