Онлайн книга «Семь признаков счастья (сборник)»
– Словно вы одолжили им тысячу фунтов? – спросил я, когда она сделала паузу, подбирая слова. Она вновь неопределенно пожала плечами. Она делала это так, будто ежилась от холода. – Я никогда никому не одалживала денег и никогда не держала в руках больше сотни фунтов, – улыбнулась она. – Вообще, лепреконы живут небогато. Мой отец выбивался из последних сил и буквально на всем экономил, лишь бы я могла выучиться. Но, наверно, вы правы – так смотрят на тех, кому должны энную сумму и не могут расплатиться. Что-то вроде этого. «Похоже, эта ситуация ей хорошо знакома…» – подумал я и решил сменить тему на более безопасную: – Скажите, пожалуйста, долго ли мы будем ехать? – До Дандолка? Не больше часа. Потом… Правда, не знаю, если сегодня есть представление, можно будет попроситься в экскурсионный автобус… Я приосанился: – Вообще-то в Дандолке я хотел взять напрокат машину, так что, если вы позволите, могу предложить подбросить вас до города. Я ждал, что она начнет отказываться, говорить, что не садится в машину к незнакомцам, и даже уже приготовился уговаривать ее… Но ее глаза загорелись: – Вы водите машину? Это же здорово! Всегда мечтала водить машину, но у меня нет денег на автошколу… И потом, что водить? У отца, правда, есть старенький Додж-пикап, но он, в смысле пикап, а не отец, ровесник «Битвы за Англию», и папа использует его только в крайних случаях. Да и не позволит он мне сесть за руль. – А вы не знаете, где в Дандолке можно взять машину напрокат? – поинтересовался я. Конечно, можно было узнать все прямо на вокзале, наверняка пункт проката рядом с ним. Но, в конце концов, Ариэль была местной и, по моему мнению, должна была знать лучше. К тому же мне нравилось разговаривать с ней. Я ошибся, девушка лишь снова пожала плечами: – Откровенно говоря, не знаю. Я до того, как поступить в институт, вообще не выезжала из Хоулленда, а потом приезжала домой только на каникулы, так что я знаю Дандолк не лучше вашего. – Тогда будем искать вместе, – решил я. – Вы не против? Она покачала головой. Ее волосы при этом слегка заискрились в свете предзакатного солнца. – Совершенно не против. Тем более что ехать домой в машине куда приятнее, чем трястись в экскурсионном автобусе. Она вновь тряхнула головой, а я, словно завороженный, следил за ее волосами. Пока поезд стоял в дебаркадере вокзала, пока он тянулся между привокзальными строениями, ее волосы оттенком напоминали мне медь, но теперь они переливались, словно танцующее пламя. – Я этого совершенно не понимаю! Такое впечатление, что «Харконен Энтерпрайзес» все равно, что чувствуют приезжающие в город туристы. Это при том, что ее хозяин, Дэвид Харконен… – Барон Харконен? – изумился я. – Почему барон? – удивилась она. Похоже, «Дюну» она не читала. – Просто Харконен. Так вот, Дэвид Харконен – наш президент… кажется… – Кажется? – Или президент, или канцлер. У нас так издревле повелось – если президент Харконен, то канцлер Кохэген, и наоборот. Вообще-то, – Ариэль весело хихикнула, – это чем-то напоминает монархию. Первым президентом Хоулленда был Питер Кохэген, первым канцлером – Соломон Харконен. Первый приходится дедом нынешнего Стивена Кохэгена, второй – прадедом Дэвида. – И к вам еще не явились американские морпехи? – улыбнулся я. – Возможно, потому, что у нас нет нефти, – ответила она, мило улыбнувшись в ответ. – Хотя, если разобраться, у нас все вполне демократичненько, не менее чем в тех же Соединенных Штатах. У них демократы и консерваторы, у нас – консерваторы и лейбористы, вполне кошерно. – Давайте угадаю. Харконен – главный консерватор? Она опять мило заулыбалась и тряхнула головой, рассыпая золотинки волос: – Наоборот, лейборист. Лейборист лоббирует туризм, что само по себе казус. – Она внимательно посмотрела на меня: – Но вы, очевидно, разбираетесь в политике… Скажите, чем вы занимаетесь? Мне почему-то было легко общаться с ней, и я думаю, не только потому, что она была ростом ниже меня на несколько дюймов. – Угадайте, – предложил я. Она задумалась, слегка наморщив носик, что само по себе было довольно мило, как и вся ее детская непосредственность при некоторой взрослой внешности. – Вы политолог, – решила она. – А может, журналист. Странно, что я вас не знаю, хотя… Вы кажетесь мне знакомым. Вот только ка…. И она внезапно замолкла, а ее щеки залил такой румянец, какого я еще никогда не видел ни у кого. Даже у моего шурина – блондина, красневшего так, что даже шея розовела. – Карлика-политолога вы бы запомнили точно? – тихо и мягко сказал я. Она закрыла губы ладонью жестом столь старомодным, что он казался совершенно чуждым окружающей нас обстановке современного поезда. Чуждым, как ангел в борделе. Внутри меня что-то кувыркнулось, словно от выпитой рюмки доброго виски, но я протянул руку и, взяв ее запястье, отвел ладонь от лица. – Вам совершенно нечего стесняться, – уверенно сказал я. – Мне кажется, что вам, как и мне, не по душе всеобщее лицемерие. Лично меня совершенно не беспокоит мой нынешний рост, я не вижу причин комплексовать по этому поводу. А вы? Она посмотрела прямо мне в глаза и ничего не ответила. Тогда я продолжил: – Я не политолог и не журналист, хотя не так давно действительно мелькал в прессе. Я ученый, физик, химик, биолог и эколог. Раньше таких называли энциклопедистами, хотя на меня этот термин распространить нельзя. Во многих областях науки я не более компетентен, чем покойный осьминог Пауль в термоядерном синтезе… Она снова внимательно посмотрела на меня. Казалось, вот-вот, еще немного – и она меня вспомнит, но увы… – Несколько месяцев назад я выдвинул теорию, что человечеству для выживания надо уменьшиться в размерах. Признаю, теория очень сырая, но… – Что вы говорите? А разве человек может уменьшиться в размерах? – с удивлением перебила меня она. – Я смог, – ответил я, понимая, что говорю с некоторой толикой нехорошей гордости. – Я, к вашему сведению, не всегда был четырехфутовым. У нее даже зрачки расширились от изумления: – Вы меня разыгрываете? Я вздохнул. Очевидно, опять придется пересказывать свою историю. Общество Ариэль мне нравилось. Сначала я решил, это потому, что с ней я общался легко и непринужденно, как ни с кем другим. Ни меня, ни ее не сковывало то, что мы… необычные. А затем, когда уже закончил свой рассказ, я вдруг понял, что вообще никогда ни с кем не общался так непринужденно, как с ней. Тогда я еще боялся признаться себе, а может, просто не успел понять, что она мне нравится, и не только как человек, но и как женщина. Я просто ни о чем таком не думал, а от души наслаждался ее обществом. |