Книга Едва замаскированная автобиография, страница 36 – Джеймс Делингпоул

— Ни того, ни другого.

— Черт! — говорит Шарлотта.

— Йес! — говорит Сара, ударяя кулаком воздух. — Твоя очередь платить, милая, — добавляет она, когда официант ставит на стол три бокала, кувшин воды и большую тарелку каламари.

— Чин-чин, — говорит Шарлотта, чокаясь бокалами.

— Посмотри на бедняжку, — обращается Сара к Шарлотте, жалостливо глядя на меня, — он совсем смутился.

Я обращаюсь за помощью сначала к сигарете, затем — к едва разбавленному узо.

— Мне совсем не нравится «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». По-моему, это чепуха. И по-моему, совершенно несправедливо записывать меня в стандартные евротуристы, когда вы ничего обо мне не знаете. Как знать, может быть, я очень умен и талантлив, только что окончил Оксфорд и вот-вот добьюсь славы и успеха.

— Это правда? — спрашивает Шарлотта.

— Во всяком случае в части, касающейся Оксфорда.

— Он прав, дорогая, — говорит Шарлотта Саре. — Мы были очень несправедливы.

— Не горюй, лучше съешь каламари, — говорит Сара.

— Да, попробуй каламари, — соглашается Шарлотта. — Это должно быть приятным разнообразием после помидоров и черствого хлеба. — Она поддразнивающе щиплет меня за руку.

— На самом деле вы правы, — говорю я. — Позволить себе здесь каламари я не могу.

— Милая, мы обязаны укрепить здоровье этого мальчика.

Назад в город мы возвращаемся автобусом. Шарлотта втискивается на соседнее со мной сиденье, и я не чувствую прежнего смущения, потому что теперь мы друзья, и я не жалкий мальчик в компании взрослых, а кроме того, я пьян.

Я раскрываю перед собой «Дзен» — не особенно вчитываясь, а просто чтобы куда-то смотреть, — а Шарлотта смотрит в свою книгу. Думаю, она тоже только делает вид, что читает. Как и у меня, у нее немного хриплый голос из-за того, что она много говорит и непрерывно курит. Мне кажется также, что она немного удручена. Мы неплохо поладили друг с другом, но после этой поездки на автобусе уже не увидимся. Завтра они улетают домой, а сегодня у них запланирован долгий ужин у местного богача.

— Слушай, а он умеет вызывать призраки немецких солдат и все такое прочее? — спрашиваю я.

— О, господи, и ты тоже из-за этого приехал?

— Боюсь, что да.

— По-моему, совет по туризму на Спеце в неоплатном долгу перед Джоном Фаулзом.

— По-моему, его можно привлечь к судебной ответственности за осуществление незарегистрированной в законе о профессиональных занятиях деятельностью.

Вот еще одна причина, по которой мне будет не хватать моих новых друзей. Они начитанны. Не приходится объяснять им мои шутки.

И обе они, как я могу теперь официально подтвердить, проведя с ними вместе добрых два часа и совершенно беззастенчиво разглядывая их во все глаза, очень привлекательны. Особенно Шарлотта. Шарлотта, длинная загорелая рука которой касается моего тела и слегка подталкивает в такт неровностям дороги. Чудесно. Даже слишком. Боюсь, что так мне может потребоваться снова сосредоточиться на «Дзене».

Проблема, однако, в том, что Шарлотта лишь усугубляет положение. Теперь она закрыла свою книгу, и ее рука как-то соскользнула вниз, к моему бедру, и улеглась на моей ноге чуть ниже шорт. Случайно она туда попала или умышленно — сказать трудно. Она не совершает никаких движений. Просто лежит там. И если она так хочет, то я не собираюсь ей препятствовать. Однако книжку придется прижать к себе поплотнее.

Теперь рука двинулась вверх. И снова так незаметно, почти неощутимо, что трудно поверить в осознанность этого движения. Иначе, мне кажется, оно могло бы шокировать хозяйку руки. Поскольку теперь рука зашла так далеко под шортами, что кончики пальцев коснулись нежной кожи с внутренней стороны бедер. Как я ни сопротивляюсь, но ничего не могу сделать: я вдруг сильно напрягаюсь. Рука отступает назад.

«ЧЕРТ! — мысленно кляну я себя. — Черт, черт, черт, черт, черт».

Я чувствую теплое дыхание у своего уха и мускусный запах табака, смешанного с алкоголем.

— Извини, я должна была спросить раньше, — шепчет Шарлотта. — Ты сильно будешь возражать, если я попытаюсь тебя соблазнить?

Я пытаюсь сглотнуть.

— Нет. Нисколько.

— Спасибо. — Она медленно наклоняется ко мне, нежно целует в уголок рта и, улыбаясь, отстраняется.

В блаженном состоянии я выхожу из автобуса. Мне все еще с трудом верится в происходящее. Время от времени я смотрю, чтобы убедиться, действительно ли это женская рука, которую я чувствую в своей, и не сбежала ли она с тех пор, как я проверял в последний раз.

Изумленный и послушный, я позволяю ей вести меня по улицам, мимо вертящих шеями владельцев кабачков, уже зазывающих на ужин, бледных толстых детишек, стаек грязных шлюх и загорелых парней, через узкие улочки, где в дверных проемах домов таятся мрачные старухи и тощие кошки рыщут в канавах.

Гостиница, где живут девушки, выглядит получше, чем развалина в нескольких кварталах отсюда, на крыше которой я сплю. Стены выбелены, небольшой дворик засажен кактусами, а в номерах — я это знаю, потому что сейчас в одном из них, в комнате Шарлотты, — большие двуспальные кровати и отдельные ванные комнаты.

И тут начинаются неприятности. Только я снимаю с нее бюстгальтер, как из шкафа выпрыгивает человек с фотоаппаратом. «Извини, — говорит она, одеваясь, — но мой муж будет настаивать на основаниях для развода».

Или я срываю с нее трусики и обнаруживаю под ними мужские гениталии. «Но я думала, что ты сам все понял», — говорит она, плача.

Или я только собираюсь трахать ее, как от ванны раздается шлепанье голых ног. «Ты не возражаешь, если Ставрос присоединится к нам?» — спрашивает она, а в это время смуглый сатир набрасывается на мою оттопыренную вверх задницу.

Она подводит меня к кровати, держа за кончики пальцев.

— Так, — говорит она.

Возможно, она собиралась сказать что-то еще, но было слишком поздно. Я запускаю язык ей глубоко в рот, я хочу съесть ее живьем, и я заваливаю ее на кровать, одной рукой забираясь под лифчик бикини, а другую запуская под саронг между ее ног.

Какое-то мгновение, когда я валю ее на кровать, она пытается сопротивляться. «Нет, погоди», — пытается она сказать и удержаться на ногах, но я не обращаю внимания: пусть у нее опыт, но у меня сила, и теперь я тут командую, а не она, и, по-моему, ей это нравится, потому что она больше не сопротивляется, она так же жадно набрасывается на мои губы, на мой язык, как я — на ее, и она трется промежностью о мои пальцы и отстраняется, чтобы расстегнуть бюстгальтер, из которого выскакивают ее груди.

Я ласкаю ее сосок, и она стонет, поэтому я достаю вторую руку, чтобы ухватить другой сосок. Такой груди я еще никогда не встречал — пусть у меня небольшой опыт, но такого не было. Плоть более мягкая, кожа вокруг сосков более пупырчатая и бугристая, но при этом и более чувствительная, если судить по ее тяжелому дыханию, когда я щекочу отвердевший сосок кончиком языка, потом обвожу языком по краю, завожу его в рот и сосу. Грудь немолодой женщины, самодовольно думаю я.