Онлайн книга «Хэда»
|
Но я моги-и-илы не устра-шу-у-уся...
Кого люблю-ю я, с тем-ем помру-у...
– Отставить! – выходя к воротам, приказывает дежурный офицер. – Адмирал!.. Мы все с восторгом идем к вашим берегам! Храните наши семьи... – восклицает Дотери. – Ни волоса не упадет с их голов! – А мы перевезем за три вояжа всех вас... Дотери сильно напился, и разговор пошел на откровенность. – А что бы вы делали, если бы не мы? Но дайте деньги! Хорошая оплата! Америка и Россия – друзья! И за хорошие деньги мы вас спасем всегда... Вечные друзья! – И союз? – спросил Лесовский. – Союз! Да! – А если наши враги заплатят больше? Дотери выложил оба кулака рядом с волосатым кулаком Лесовского. Потом посмотрел остекленевшим взором, развернул ладони и положил на стол обе руки крест-накрест, медленно опуская на них голову, и замолк, но в силах придумать сейчас ясного ответа... В таких случаях надо уклониться, сделать вид, что мертвецки пьян. Лучше всего притвориться, будто уснул. Только неправдоподобный ответ мог бы понравиться свирепому капитану, который, говорят, дерется умело и часто. Идет с нами! ...Сегодня праздник в России, праздник и у детей Путятина. И в Петербурге! Там миллионы уходят на выплату жалованья множеству генералов и чиновников. А по сути – зря. Но как избежать? Никогда прежде об этом не думал Путятин. И он сам может жить гораздо скромней и лучше. А то соришь деньгами по общему обычаю. Пасхальный праздник – обиды одних и самодовольство других. Там сыплются ленты, звезды, ордена, награды, да не такие, как у нас. Я пятьдесят человек произвел! А там – пенсионы! Сколько при этом интриг! Лесть, обманы... Мы здесь живем и рвемся отсюда, а ведь здесь мы почти без предрассудков, как независимые. А там живо укажут всем свое место... Мы тут отвыкли от подлости. А что же будет, когда опять придется входить в свою среду в Петербурге! – Японцы пришли! – появляясь, сказал Пещуров с недовольным лицом. – К вашему превосходительству, Уэкава Деничиро... – Просите... «Неужели Уэкава явился поздравить?» Во двор японцы вошли толпой. Уэкава с переводчиком прошли к адмиралу и почтительно поклонились. Уэкава смелый, острый на язык. Сегодня он не в мундире, а в старинной японской одежде из прекрасных шелков, тяжелых, с цветами, и о двух саблях. – Посол и адмирал Путятин! Поздравляю вас со светлым праздником, – сказал он по-русски. – Очень радуемся, что вам весело и приятно. – Спасибо, Уэкава-сама, тронут, благодарю вас... Садитесь с нами... Уэкава продолжал по-японски: – Мы видим теперь, что пост у вас окончился. Мы готовы сделать для вас все, чтобы условия жизни не были скудны. Уэкава улыбнулся дружелюбно. – Да, благодарим вас за три тысячи яиц. – Мы просим принять наше разрешение и повторить его вашим людям, чтобы не сидели за городьбой в дни праздника. Есть разрешение им дополнительно выходить на расстояние половины ри от ворот, совершенно свободно и независимо, как вы найдете возможным, адмирал... К морю или в цветущий лес. Пожалуйста, получите... Улыбка Уэкава расплылась еще шире, и он набрался решимости по пословице: «В улыбающееся лицо не пускают стрел!» У него был такой радушный вид, словно он собрался христосоваться. – Поэтому... вам... адмирал и посол... Вашим людям, которыми мы все восхищены... и благодарны... и от японского правительства... как подарок офицерам и матросам за хорошую работу... мы прислали в подарок... публичный дом... бардак! – пояснил он по-русски. – Примите, ваше превосходительство... – Что? – тихо спросил адмирал. – Девицы все очень чистые и здоровые... Дело свое знают... Некоторые могут быть для офицеров... Путятин на миг растерялся. Вот тебе и пасха! И редька с постным маслом! Занятия батюшки с матросами и юнкерами! Неужели так ничего не помогло? Евфимий Васильевич вспомнил надпись, которую прочитал на чертеже. Значит, японцы следили и все замечали! И дождались удобного для них срока! Они все же решились. Пост, мол, закончился! Зачем же лицемерие! А я еще роздал награды, произвел в чины... Ну, что тут делать адмиралу? – Здание бардака уже построено. – Где? – спросил Лесовский. – Вот тут близко, гораздо меньше чем на расстоянии половины ри от ворот лагеря. Уже открыто и оборудовано. – Это двухэтажный дом? – Да, да... – Это вы с ним так спешили?.. Так ведь там дворе Управления Западных Приемов. – Да, да, дворец. Так точно. Дворец для... для западных приемов! На улице раздались крики и топот бегущей массы детей. Быстро вошел Можайский. У него в руках бумажный змей, двухлопастный, а между плоскостями сидит, как в экипаже, фигурка человека в мундире. – Только что запускали, и очень удачно, Евфимий Васильевич! – Также имеется обширная гостиная для общества. Некоторые девицы еще не переехали в свои роскошные квартиры. Они находятся на корабле, – добавил Уэкава, не обращая внимания на змей-самолет. – Да, какие-то девицы сбежались с корабля и так радуются сейчас, смотрят, как наши пляшут, и сами хлопают в ладоши, совсем как барышни на параде, – не зная сути дела, сказал Можайский. Путятин со злости на Можайского побледнел, но смотрел на Уэкава. ...С утра в этот второй день пасхи матросы, как всегда, не смели выйти без дела, они кучками сидели у ворот, от которых нельзя отойти, или во дворе, глядя через ворота, как в тюрьме или в сибирском пересыльном бараке. Хорошо бы на траве полежать! А в лагере редкие травинки пробиваются лишь у самых столбов. – Эй, мусуме! – кричали молодые, завидя проходящую девушку. Часовой не пускает, но матросы толпой вывалились из ворот. – Мусуме, вот бери сато [50]! Юная японка взяла, деланно улыбнулась, спрятала кусочек сахара в рукав и пошла прочь. Жадные взгляды ищут. Вот идет женщина. Какая окажется? Красавица? Кокетка? Вдовушка? Нет, не тут-то было, обычная замужняя японка с начерненными зубами и губами, как в саже, как с провалом во рту. – Эй, кусай сато... Всегда прячут угощение в рукав. Очень благодарят. Но едят или выбрасывают – неизвестно. – Никто еще не видел, чтобы они на улице ели. – Почему? Ты знаешь? Иосида уже тут. Значит, что-то будет. – У нас на улице женщине неприлично есть. – Так и у нас тоже. А в городах, бывает, жрут и на улице, где торгуют блинами, квасом ли. |