
Онлайн книга «Хэда»
– Прощай, Америка! – крикнул, кидая вверх шапку, корноухий боцман Черный. – Бай-бай! – отозвался ему с борта «Кароляйн» безносый боцман в повязке через лицо. На судне подняли якорь. На буксире шлюпок судно пошло. Слышно было, как, выйдя за косу из бухты, Вард приказал в рупор ставить паруса. Вскоре американская шхуна «Кароляйн» растаяла в глубине голубой мглы океана. – Такое страшное прощанье! – сказал Ябадоо, возвратясь домой. – Я не мог выдержать! – Они идут на войну! – отвечала жена. – Нет, не только поэтому... – А нам, господа, еще предстоит довести до конца начатое дело, – говорил адмирал Пушкину и офицерам, собравшимся в кают-компании. «Ряды наши поредели!» – подумал Алексей. – Еще живем, ребята, – толковали в лагере. – Маслов здесь, Сизов здесь, Янка Берзинь здесь. На другой день после работы новый переводчик Сьоза пил чай у Ябадоо и, между прочим, спросил, хороши ли дальние стекла у Кокоро-сан. Ябадоо, смеясь, стал расписывать достоинства подзорной трубы Александра. – Уэкава-сама получил приказ: раздобыть дальние стекла для государственного вельможи. Приказал Кавадзи-сама. – Сьоза просил Ябадоо посредничать. Новость ошеломляющая! Труба понадобилась для кого-то из высших лиц, это ясно: Кавадзи хлопочет и приказывает. Никто не требует, но это дела не меняет. Надо исполнять. – Не для чиновника! – подтвердил эдоский переводчик. – Я понимаю, спасибо. – «Но, наверно, ничего не получится. Однако попытаемся». – Александр Кокоро-сан не сможет. У него стекла – подарок от императора России, строго будет наказан, если отдаст. Позвали унтер-офицера Аввакумова. – Не знаешь ли, у кого купить трубу? – У поручика Елкина несколько труб. Он, наверное, уступит. Сьоза пошел в дом при храме Хонзенди, где жили офицеры, и сказал Елкину, что одно высокое лицо просит его продать трубу. – Ну, ты меня не пугай. Скажи, кто просит. – Очень большой дай. Чин дай! – Здесь? В Эдо? – В Эдо, – как бы стыдливо признался Сьоза. – У меня трубы не очень хорошие. Для высокого лица неприлично такие продавать. Елкин позвал на совет Сибирцева. – Вот, переводчик просит продать подзорную трубу для кого-то в Эдо и обещает заплатить золотом. Может быть, у вас, Алексей Николаевич, есть хорошая труба? – Кому? – спросил Сибирцев. – Имя его? Сьоза застеснялся. – Не могу сказать, – ответил, хихикая, словно его защекотали. – Тогда не продадим. – Тогда я скажу. – Пожалуй. – Но сначала дайте трубу. Сибирцев подумал, сходил в соседний храм к адмиралу, посоветовался. Вернулся к себе в каюту и вынес трубу. Открыли окно, посмотрели в море, на бухту, на горы и на облака. – Проверили? – Да, очень хорошая... Для самого... – Сьоза говорил чуть слышно, – канцлера Японии. – Он просил? – Он. Пожалуйста... – Денег не возьмем. Подарок канцлеру Абэ. Нижайше просим принять. Сьоза спрятал трубу в плетеную коробку. Сказал, что заплачено или отдарено будет щедро, и поспешно ушел. – Каково, брат, – сказал Елкин. – Абэ лично! – А может быть, это для императора? – Видно, заело их... Берутся за дело яро. Канцлер просит раздобыть нужную вещь! А, брат, это не контрабанда? – Адмирал велел. Сказал, что хороший признак, обращаются к нам, как к своим, кому доверяют. Могли бы у американцев купить за золото. «Чем все это кончится? – подумал Алексей. – Конечно, мы дисциплинированны и не разгласим ничего, они это видят. Если в мире и узнают когда-нибудь про эту трубу для канцлера, то от самих японцев, только. А мы спрячем все тайны!» Сьоза вернулся и сказал Алексею Сибирцеву, что Оюки-сан просит прийти сегодня в то место, которое он знает. Алексею очень хотелось повидать Оюки. Да и надо побыть на людях. Немного рассеяться и забыться. Опять, видно, общество соберется, будет весело! Алексей не удержался и зашел в дом Ота. Большое помещение перегорожено красивыми бумажными стенами, как в первые наши дни в Хэда. Нет никакой чертежной. Много комнат, всюду украшения и картины. Постланы чистые толстые татами из рисовой соломы. Суетятся какие-то женщины. – Оюки! – Ареса! – У мисс Мидзуно сегодня прием? – Надо идти! – Скоро и мы уедем, наш лагерь опустеет. Оюки сказала: – Я очень нездорова, сегодня не выйду из дому... но вы, Ареса, придите обязательно... Вам будет сюрприз. Алексей вышел на улицу как пришибленный. В таких случаях лжешь себе и людям, делаешь вид, что скучаешь по компании, в которую якобы стремишься. Я обидел ее? Но, наверно, заметила, как я сразу погас, когда сказала, что не придет, торжествующе проглянула ее радость. Я выдал себя, не сразу взял в руки. А ложь ложью, но, кажется, ее не обманешь... Ну что же, пусть! – с обидой подумал Алексей. Пусть этим и утешается! По виду ее не скажешь, что нездорова... Может быть, и лучше так... ...Вот и вечер. И старые ворота, подновленные к приезду князя Мидзуно, калитка, холм перед воротами и такой же холм за дорогой. Темнеет. Сад, переходящий в огород, а дальше опять рисовые поля и скрытые в сумерках предгорья. Там где-то, как в Симода, дикие пальмы пробиваются из-под скал. В лесу вьюны, колючки и черные кипарисы. В дневное время во дворе у храма сплошной яркий пояс из желтых, оранжевых и розовых цветов рододендрона, волны желтого переливаются с оранжевыми, с разбросанными кустами адисая переходящих тонов, сине-красного, сине-белого и белоснежно-белого. Горят цветы ярко-красные, багровые, кумачовые... В сумеречной серости гаснут гортензии и камелии. Деревья цветут здесь позже, чем в Симода. Развесистые азалии с черными стволами разрослись выше храма, как розовым и красным снегом осыпаны цветами их еще светлевшие вершины. А в глубине сада как черные часовые – хиноки и опять деревья азалии в тучном цвету, как вечерние стога красного сена. «Придите обязательно!..» В храме было тихо. Алексей отворил дверь. В главном помещении пусто. Темно и странно. Статуи чуть блестят у дальней стены. Алексей прошел во внутренние комнаты. Там тоже темно и пусто. Алексей нашел фонарь, зажег его. Странно, что никого нет. Неужели ни священника, ни его жены? Может быть, в соседнем доме? |